Красота глаз Очки Россия

 Чернышевский Н.Г. Что делать? Читать онлайн книгу «Что делать? Роман чернышевского что делать читать

Роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?» создан им в камере Петропавловской крепости в период с 14/12/1862 по 4/04/1863 гг. за три с половиной месяца. С января по апрель 1863 г. рукопись частями передавалась в комиссию по делу писателя для цензурирования. Цензура ничего предосудительного не нашла и разрешила публикацию. Недосмотр вскоре был обнаружен и цензора Бекетова отстранили от должности, но роман уже опубликовали в журнале «Современник» (1863, No 3—5). Запреты номеров журнала ни к чему не привели и книга разошлась по стране в «самиздате».

В 1905 г. при императоре Николае Втором запрет на издание сняли, а в 1906 г. книга издана отдельным тиражом. Интересна реакция читателей на роман, которые разделились по мнениям на два лагеря. Одни поддерживали автора, другие сочли роман лишённым художественности.

Анализ произведения

1. Социально-политическое обновление общества путем революции. В книге автор из-за цензуры не мог развернуть данную тему подробнее. Она даётся полунамёками в описании жизни Рахметова и в 6-й главе романа.

2. Нравственные и психологические. Что человек силой своего ума способен создать в себе новые заданные моральные качества. Автор описывает весь процесс от малого (борьба против деспотизма в семье) и до масштабного, то есть революции.

3. Женская эмансипация, нормы семейной морали. Данная тема раскрывается в истории семьи Веры, в отношениях трёх молодых людей до мнимого самоубийства Лопухова, в 3- х первых снах Веры.

4. Будущее социалистическое общество. Это мечта о прекрасной и светлой жизни, которую автор разворачивает в 4-м сне Веры Павловны. Здесь же видение облегчённого труда при помощи технических средств, т. е. техногенное развитие производства.

(Чернышевский в камере Петропавловской крепости пишет роман )

Пафос романа - пропаганда идеи преобразования мира через революцию, подготовка умов и ожидание её. Более того, желание активного в ней участия. Главная цель произведения - разработка и внедрение новой методики революционного воспитания, создания учебника по формированию нового мировозрения для каждого думающего человека.

Сюжетная линия

В романе она фактически прикрывает основную мысль произведения. Не зря ведь поначалу даже цензоры сочли роман не более, чем любовной историей. Начало произведения, нарочито занимательное, в духе французских романов, ставило своей целью сбить с толку цензуру и попутно привлечь внимание большинства читающей публики. В основе сюжета незамысловатая любовная история, за которой скрываются социальные, философские и экономические проблемы того времени. Эзопов язык повествования насквозь пронизан идеями грядущей революции.

Сюжет таков. Есть обычная девушка Вера Павловна Розальская, которую корыстная мать всячески старается выдать за богача. Пытаясь избежать этой участи девушка прибегает к помощи своего друга Дмитрия Лопухова и заключает с ним фиктивный брак. Таким образом, она получает свободу и покидает дом родителей. Впоисках заработка Вера открывает швейную мастерскую. Это не совсем обычная мастерская. Здесь нет наёмного труда, работницы имеют свою долю в прибыли, поэтому заинтересованы в процветании предприятия.

Вера и Алекандр Кирсанов обоюдно влюблены. Чтобы освободить мнимую жену от угрызений совести Лопухов инсценирует самоубийство (именно с описания его и начинается всё действие) и уезжает в Америку. Там он приобретает новое имя Чарльз Бьюмонт, становится агентом английской фирмы и, выполняя её задание, приезжает в Россию для приобретения стеаринового завода у промышленника Полозова. Лопухов дома у Полозова знакомится с его дочерью Катей. Они влюбляются друг в друга, дело заканчиваетсясвадьбой.Теперь Дмитрий объявляется перед семьёй Кирсановых. Начинается дружба семьями, они поселяются в одном доме. Вокруг них образовывается круг «новых людей», желающих устроить свою и общественную жизнь по-новому. Жена Лопухова-Бьюмонта Екатерина Васильевна также присоединяется к делу, устраивает новую швейную мастерскую. Такая вот счастливая концовка.

Главные герои

Центральный персонаж романа - Вера Розальская. Особа общительная, относится к типу «честных девушек», не готовых идти на компромисс ради выгодного брака без любви. Девушка романтичная, но, не смотря на это, вполне современная, с хорошими административными задатками, как сказали бы сегодня. Поэтому она смогла заинтересовать девушек и организовать швейное производство и не одно.

Ещё один персонаж романа - Лопухов Дмитрий Сергеевич, студент медицинской академии. Несколько замкнут, предпочитает одиночество. Он честен, порядочен и благороден. Именно эти качества подвигли его помочь Вере в её тяжёлой ситуации. Ради неё он бросает учёбу на последнем курсе и начинает заниматься частной практикой. Считаясь официальным мужем Веры Павловны, он ведёт себя по отношению к ней в высшей степени порядочно и благородно. Апогеем его благородства становится его решение инсценировать собственную смерть, чтобы дать любящим друг друга Кирсанову и Вере объединить свои судьбы. Так же, как и Вера, он относится к формации новых людей. Умён, предприимчив. Об этом можно судить хотя бы потому, что английская фирма доверила ему очень серьёзное дело.

Кирсанов Александр муж Веры Павловны, лучший друг Лопухова. Очень импонирует его отношение к жене. Он не просто нежно любит её, но и ищет для неё занятие, в котором она могла бы самореализоваться. Автор испытывает к нему глубокую симпатию и отзывается о нём, как о человеке отважном, умеющим вести до конца то дело, за которое взялся. При этом, человек честный, глубоко порядочный и благородный. Не зная об истинных отношениях Веры и Лопухова, влюбившись в Веру Павловну, надолго исчезает из их дома, дабы не нарушать покой любимых им людей. Только болезнь Лопухова принуждает его появиться для лечения друга. Фиктивный муж, понимая состояние влюблённых, имитирует свою смерть и освобождает место для Кирсанова рядом с Верой. Таким образом, влюблённые обретают счастье в семейной жизни.

(На фотографии артист Карнович-Валуа в роли Рахметова, спектакль "Новые люди" )

Близкий друг Дмитрия и Александра революционер Рахметов - наиболее значимый герой романа, хотя ему отведено в романе немного места. В идейной канве повествования ему выпала особая роль и посвящено отдельное отступлении в 29 главе. Человек неординарный во всех отношениях. В 16 лет оставил на три года университет и бродил по России в поисках приключений и воспитания характера. Это человек с уже сформированными принципами во всех сферах жизни, в материальной, физической и духовной. При этом, обладающий кипучей натурой. Он видит свою дальнейшую жизнь в служении людям и готовится к этому, закаляя свой дух и тело. Отказался даже от любимой женщины, потому что любовь может ограничить его в действиях. Он хотел бы жить как большинство людей, но не может себе этого позволить.

В русской литературе Рахметов стал первым революционером практиком. Мнения о нём были совершенно противоположными, от негодования, до восхищения. Это - идеальный образ революционера - героя. Но сегодня, с позиции знания истории, такой человек мог бы вызвать только сочувствие, так как мы знаем насколько точно история доказала правоту слова императора Франции Наполеона Бонапарта: «Революции задумывают герои, исполняют дураки, а её плодами пользуются мерзавцы». Возможно, озвученное мнение не вполне вписывается в рамки сформированного десятилетиями образа и характеристики Рахметова, но это, действительно, так. Вышесказанное нисколько не умаляют качества Рахметова, потому что он герой своего времени.

По признанию Чернышевского, на примере Веры, Лопухова и Кирсанова, он хотел показать обыкновенных людей нового поколения, которых тысячи. Но без образа Рахметова у читателя могло бы сложиться обманчивое мнение о главных героях романа. По мнению писателя, все люди должны быть такими как эти три героя, но высшим идеалом, к которому должны стремиться все люди, это образ Рахметова. И с этим я полностью согласен.

Глава третья
ЗАМУЖЕСТВО И ВТОРАЯ ЛЮБОВЬ

Часа через три после того, как ушел Кирсанов, Вера Павловна опомнилась, и одною из первых ее мыслей было: нельзя же так оставить мастерскую. Да, хоть Вера Павловна и любила доказывать, что мастерская идет сама собою, но, в сущности, ведь знала, что только обольщает себя этою мыслью, а на самом деле мастерской необходима руководительница, иначе все развалится. Впрочем, теперь дело уж очень установилось, и можно было иметь мало хлопот по руководству им. У Мерцаловой было двое детей; надо час-полтора в день, да и те не каждый день, она может уделять. Она наверное не откажется, ведь она и теперь много занимается в мастерской. Вера Павловна начала разбирать свои вещи для продажи, а сама послала Машу сначала к Мерцаловой просить ее приехать, потом к торговке старым платьем и всякими вещами под стать Рахели, одной из самых оборотливых евреек, но доброй знакомой Веры Павловны, с которой Рахель была безусловно честна, как почти все еврейские мелкие торговцы и торговки со всеми порядочными людьми. Рахель и Маша должны заехать на городскую квартиру, собрать оставшиеся там платья и вещи, по дороге заехать к меховщику, которому отданы были на лето шубы Веры Павловны, потом со всем этим ворохом приехать на дачу, чтобы Рахель хорошенько оценила и купила все гуртом.

Когда Маша выходила из ворот, ее встретил Рахметов, уже с полчаса бродивший около дачи.

Вы уходите, Маша? Надолго?

Да, должно быть, ворочусь уж поздно вечером. Много дела.

Вера Павловна остается одна?

Так я зайду, посижу вместо вас, может быть, случится какая-нибудь надобность.

Пожалуйста; а то я боялась за нее. И я забыла, г. Рахметов: позовите кого-нибудь из соседей, там есть кухарка и нянька, мои приятельницы, подать обедать, ведь она еще не обедала.

Ничего; и я не обедал, пообедаем одни. Да вы-то обедали ли?

Да, Вера Павловна так не отпустила.

Хоть это хорошо. Я думал, уж и это забудут из-за себя.

Кроме Маши и равнявшихся ей или превосходивших ее простотою души и платья, все немного побаивались Рахметова: и Лопухов, и Кирсанов, и все, не боявшиеся никого и ничего, чувствовали перед ним, по временам, некоторую трусоватость. С Верою Павловною он был очень далек: она находила его очень скучным, он никогда не присоединялся к ее обществу. Но он был любимцем Маши, хотя меньше всех других гостей был приветлив и разговорчив с нею.

Я пришел без зову, Вера Павловна, - начал он: - но я видел Александра Матвеича и знаю все. Поэтому рассудил, что, может быть, пригожусь вам для каких-нибудь услуг и просижу у вас вечер.

Услуги его могли бы пригодиться, пожалуй, хоть сейчас же: помогать Вере Павловне в разборке вещей. Всякий другой на месте Рахметова в одну и ту же секунду и был бы приглашен, и сам вызвался бы заняться этим. Но он не вызвался и не был приглашен; Вера Павловна только пожала ему руку и с искренним чувством сказала, что очень благодарна ему за внимательность.

Я буду сидеть в кабинете, - отвечал он: если что понадобится, вы позовете; и если кто придет, я отворю дверь, вы не беспокойтесь сама.

С этими словами он преспокойно ушел в кабинет, вынул из кармана большой кусок ветчины, ломоть черного хлеба, - в сумме это составляло фунта четыре, уселся, съел все, стараясь хорошо пережевывать, выпил полграфина воды, потом подошел к полкам с книгами и начал пересматривать, что выбрать для чтения: "известно...", "несамобытно...", "несамобытно...", "несамобытно...", "несамобытно..." это "несамобытно" относилось к таким книгам, как Маколей, Гизо, Тьер, Ранке, Гервинус. "А, вот это хорошо, что попалось; - это сказал он, прочитав на корешке несколько дюжих томов "Полное собрание сочинений Ньютона"; - торопливо стал он перебирать темы, наконец, нашел и то, чего искал, и с любовною улыбкою произнес: - "вот оно, вот оно", - "Observations on the Prophethies of Daniel and the Apocalypse of St. John", то есть "Замечания о пророчествах Даниила и Апокалипсиса св. Иоанна". "Да, эта сторона знания до сих пор оставалась у меня без капитального основания. Ньютон писал этот комментарий в старости, когда был наполовину в здравом уме, наполовину помешан. Классический источник по вопросу о смешении безумия с умом. Ведь вопрос всемирноисторический: это смешение во всех без исключения событиях, почти во всех книгах, почти во всех головах. Но здесь оно должно быть в образцовой форме: во-первых, гениальнейший и нормальнейший ум из всех известных нам умов; во-вторых, и примешавшееся к нему безумие - признанное, бесспорное безумие. Итак, книга капитальная по своей части. Тончайшие черты общего явления должны выказываться здесь осязательнее, чем где бы то ни было, и никто не может подвергнуть сомнению, что это именно черты того явления, которому принадлежат черты смешения безумия с умом. Книга, достойная изучения". Он с усердным наслаждением принялся читать книгу, которую в последние сто лет едва ли кто читал, кроме корректоров ее: читать ее для кого бы то ни было, кроме Рахметова, то же самое, что есть песок или опилки. Но ему было вкусно.

Таких людей, как Рахметов, мало: я встретил до сих пор только восемь образцов этой породы (в том числе двух женщин); они не имели сходства ни в чем, кроме одной черты. Между ними были люди мягкие и люди суровые, люди мрачные и люди веселые, люди хлопотливые и люди флегматические, люди слезливые (один с суровым лицом, насмешливый до наглости; другой с деревянным лицом, молчаливый и равнодушный ко всему; оба они при мне рыдали несколько раз, как истерические женщины, и не от своих дел, а среди разговоров о разной разности; наедине, я уверен, плакали часто), и люди, ни от чего не перестававшие быть спокойными. Сходства не было ни в чем, кроме одной черты, но она одна уже соединяла их в одну породу и отделяла от всех остальных людей. Над теми из них, с которыми я был близок, я смеялся, когда бывал с ними наедине; они сердились или не сердились, но тоже смеялись над собою. И действительно, в них было много забавного, все главное в них и было забавно, все то, почему они были людьми особой породы. Я люблю смеяться над такими людьми.

Тот из них, которого я встретил в кругу Лопухова и Кирсанова и о котором расскажу здесь, служит живым доказательством, что нужна оговорка к рассуждениям Лопухова и Алексея Петровича о свойствах почвы, во втором сне Веры Павловны[см. 2-ой сон Веры Павловны ], оговорка нужна та, что какова бы ни была почва, а все-таки в ней могут попадаться хоть крошечные клочочки, на которых могут вырастать здоровые колосья. Генеалогия главных лиц моего рассказа: Веры Павловны Кирсанова и Лопухова не восходит, по правде говоря, дальше дедушек с бабушками, и разве с большими натяжками можно приставить сверху еще какую-нибудь прабабушку (прадедушка уже неизбежно покрыт мраком забвения, известно только, что он был муж прабабушки и что его звали Кирилом, потому что дедушка был Герасим Кирилыч). Рахметов был из фамилии, известной с XIII века, то есть одной из древнейших не только у нас, а и в целой Европе. В числе татарских темников, корпусных начальников, перерезанных в Твери вместе с их войском, по словам летописей, будто бы за намерение обратить народ в магометанство (намерение, которого они, наверное, и не имели), а по самому делу, просто за угнетение, находился Рахмет. Маленький сын этого Рахмета от жены русской, племянницы тверского дворского, то есть обер-гофмаршала и фельдмаршала, насильно взятой Рахметом, был пощажен для матери и перекрещен из Латыфа в Михаила. От этого Латыфа-Михаила Рахметовича пошли Рахметовы. Они в Твери были боярами, в Москве стали только окольничими, в Петербурге в прошлом веке бывали генерал-аншефами, - конечно, далеко не все: фамилия разветвилась очень многочисленная, так что генерал-аншефских чинов не достало бы на всех. Прапрадед нашего Рахметова был приятелем Ивана Ивановича Шувалова, который и восстановил его из опалы, постигнувшей было его за дружбу с Минихом. Прадед был сослуживцем Румянцева, дослужился до генерал-аншефства и убит был при Нови. Дед сопровождал Александра в Тильзит и пошел бы дальше всех, но рано потерял карьеру за дружбу с Сперанским. Отец служил без удачи и без падений, в 40 лет вышел в отставку генерал-лейтенантом и поселился в одном из своих поместий, разбросанных по верховью Медведицы. Поместья были, однако ж, не очень велики, всего душ тысячи две с половиною, а детей на деревенском досуге явилось много, человек 8; наш Рахметов был предпоследний, моложе его была одна сестра; потому наш Рахметов был уже человек не с богатым наследством: он получил около 400 душ да 7 000 десятин земли. Как он распорядился с душами и с 5 500 десятин земли, это не было известно никому, не было известно и то, что за собою оставил он 1 500 десятин, да не было известно и вообще то, что он помещик и что, отдавая в аренду оставленную за собою долю земли, он имеет все-таки еще до 3 000 р. дохода, этого никто не знал, пока он жил между нами. Это мы узнали после, а тогда полагали, конечно, что он одной фамилии с теми Рахметовыми, между которыми много богатых помещиков, у которых, у всех однофамильцев вместе, до 75 000 душ по верховьям Медведицы, Хопра, Суры и Цны, которые бессменно бывают уездными предводителями тех мест, и не тот так другой постоянно бывают губернскими предводителями то в той, то в другой из трех губерний, по которым текут их крепостные верховья рек. И знали мы, что наш знакомый Рахметов проживает в год рублей 400; для студента это было тогда очень немало, но для помещика из Рахметовых уже слишком мало; потому каждый из нас, мало заботившихся о подобных справках, положил про себя без справок, что наш Рахметов из какой-нибудь захиревшей и обеспоместившейся ветви Рахметовых, сын какого-нибудь советника казенной палаты, оставившего детям небольшой капиталец. Не интересоваться же в самом деле было нам этими вещами.

Теперь ему было 22 года, а студентом он был с 16 лет; но почти на З года он покидал университет. Вышел из 2-го курса, поехал в поместье, распорядился, победив сопротивление опекуна, заслужив анафему от братьев и достигнув того, что мужья запретили его сестрам произносить его имя; потом скитался по России разными манерами: и сухим путем, и водою, и тем и другою по обыкновенному и по необыкновенному, - например, и пешком, и на расшивах, и на косных лодках, имел много приключений, которые все сам устраивал себе; между прочим, отвез двух человек в казанский, пятерых - в московский университет, - это были его стипендиаты, а в Петербург, где сам хотел жить, не привез никого, и потому никто из нас не знал, что у него не 400, а 3 000 р. дохода. Это стало известно только уже после, а тогда мы видели, что он долго пропадал, а за два года до той поры, как сидел он в кабинете Кирсанова за толкованием Ньютона на "Апокалипсис", возвратился в Петербург, поступил на филологический факультет, - прежде был на естественном, и только.

Но если никому из петербургских знакомых Рахметова не были известны его родственные и денежные отношения, зато все, кто его знал, знали его под двумя прозвищами; одно из них уже попадалось в этом рассказе - "ригорист"; его он принимал с обыкновенною своею легкою улыбкою мрачноватого удовольствия. Но когда его называли Никитушкою или Ломовым, или по полному прозвищу Никитушкою Ломовым, он улыбался широко и сладко и имел на то справедливое основание, потому что не получил от природы, а приобрел твердостью воли право носить это славное между миллионами людей имя. Но оно гремит славою только на полосе в 100 верст шириною, идущей по восьми губерниям; читателям остальной России надобно объяснить, что это за имя, Никитушка Ломов, бурлак, ходивший по Волге лет 20-15 тому назад, был гигант геркулесовской силы; 15 вершков ростом, он был так широк в груди и в плечах, что весил 15 пудов, хотя был человек только плотный, а не толстый. Какой он был силы, об этом довольно сказать одно: он получал плату за 4 человек. Когда судно приставало к городу и он шел на рынок, по-волжскому на базар, по дальним переулкам раздавались крики парней; "Никитушка Ломов идет, Никитушка Ломов идет!" и все бежали да улицу, ведущую с пристани к базару, и толпа народа валила вслед за своим богатырем.

Рахметов в 16 лет, когда приехал в Петербург, был с этой стороны обыкновенным юношею довольно высокого роста, довольно крепким, но далеко не замечательным по силе: из десяти встречных его сверстников, наверное, двое сладили бы с ним. Но на половине 17-го года он вздумал, что нужно приобрести физическое богатство, и начал работать над собою. Стал очень усердно заниматься гимнастикою; это хорошо, но ведь гимнастика только совершенствует материал, надо запасаться материалом, и вот на время, вдвое большее занятий гимнастикою, на несколько часов в день, он становится чернорабочим по работам, требующим силы: возил воду, таскал дрова, рубил дрова, пилил лес, тесал камни, копал землю, ковал железо; много работ он проходил и часто менял их, потому что от каждой новой работы, с каждой переменой получают новое развитие какие-нибудь мускулы. Он принял боксерскую диету: стал кормить себя - именно кормить себя - исключительно вещами, имеющими репутацию укреплять физическую силу, больше всего бифштексом, почти сырым, и с тех пор всегда жил так. Через год после начала этих занятий он отправился в свое странствование и тут имел еще больше удобства заниматься развитием физической силы: был пахарем, плотником, перевозчиком и работником всяких здоровых промыслов; раз даже прошел бурлаком всю Волгу, от Дубовки до Рыбинска. Сказать, что он хочет быть бурлаком, показалось бы хозяину судна и бурлакам верхом нелепости, и его не приняли бы; но он сел просто пассажиром, подружившись с артелью, стал помогать тянуть лямку и через неделю запрягся в нее как следует настоящему рабочему; скоро заметили, как он тянет, начали пробовать силу, - он перетягивал троих, даже четверых самых здоровых из своих товарищей; тогда ему было 20 лет, и товарищи его по лямке окрестили его Никитушкою Ломовым, по памяти героя, уже сошедшего тогда со сцены. На следующее лето он ехал на пароходе; один из простонародия, толпившегося на палубе, оказался его прошлогодним сослуживцем до лямке, а таким-то образом его спутники-студенты узнали, что его следует звать Никитушкою Ломовым. Действительно, он приобрел и не щадя времени поддерживал в себе непомерную силу. "Так нужно, - говорил он: - это дает уважение и любовь простых людей. Это полезно, может пригодиться".

Это ему засело в голову с половины 17-го года, потому что с этого времени и вообще начала развиваться его особенность. 16 лет он приехал в Петербург обыкновенным, хорошим, кончившим курс гимназистом, обыкновенным добрым и честным юношею, и провел месяца три-четыре по-обыкновенному, как проводят начинающие студенты. Но стал он слышать, что есть между студентами особенно умные головы, которые думают не так, как другие, и узнал с пяток имен таких людей, - тогда их было еще мало. Они заинтересовали его, он стал искать знакомства с кем-нибудь из них; ему случилось сойтись с Кирсановым, и началось его перерождение в особенного человека, в будущего Никитушку Ломова и ригориста. Жадно слушал он Кирсанова в первый вечер, плакал, прерывал его слова восклицаниями проклятий тому, что должно погибнуть, благословений тому, что должно жить. - "С каких же книг мне начать читать?"

Все это очень похоже на Рахметова, даже эти "нужно", запавшие в памяти рассказчика. Летами, голосом, чертами лица, насколько запомнил их рассказчик, проезжий тоже подходил к Рахметову; но рассказчик тогда не обратил особого внимания на своего спутника, который к тому же недолго и был его спутником, всего часа два: сел в вагон в каком-то городишке, вышел в какой-то деревне; потому рассказчик мог описывать его наружность лишь слишком общими выражениями, и полной достоверности тут нет: по всей вероятности, это был Рахметов, а впрочем, кто ж его знает? Может быть, и не он.

Был еще слух, что молодой русский, бывший помещик, явился к величайшему из европейских мыслителей XIХ века, отцу новой философии , немцу, и сказал ему так: "у меня 30 000 талеров; мне нужно только 5 000; остальные я прошу взять у меня" (философ живет очень бедно). - "Зачем же?" - "На издание ваших сочинений". - Философ, натурально, не взял; но русский будто бы все-таки положил у банкира деньги на его имя и написал ему так: "Деньгами распоряжайтесь, как хотите, хоть, бросьте в воду, а мне их уже не можете возвратить, меня вы не отыщете", - и будто б эти деньги так и теперь лежат у банкира. Если этот слух справедлив, то нет никакого сомнения, что к философу являлся именно Рахметов.

Так вот каков был господин, сидевший теперь в кабинете у Кирсанова.

Да, особенный человек был этот господин, экземпляр очень редкой породы. И не за тем описывается много так подробно один экземпляр этой редкой породы, чтобы научить тебя, проницательный читатель, приличному (неизвестному тебе) обращению с людьми этой породы: тебе ни одного такого человека не видать; твои глаза, проницательный читатель, не так устроены, чтобы видеть таких людей; для тебя они невидимы; их видят только честные и смелые глаза; а для того тебе служит описание такого человека, чтобы ты хоть понаслышке знал какие люди есть на свете. К чему оно служит для читательниц и простых читателей, это они сами знают.

Да, смешные это люди, как Рахметов, очень забавны. Это я для них самих говорю, что они смешны, говорю потому, что мне жалко их; это я для тех благородных людей говорю, которые очаровываются ими: не следуйте за ними, благородные люди, говорю я, потому что скуден личными радостями путь, на который они зовут вас: но благородные люди не слушают меня и говорят: нет, не скуден, очень богат, а хоть бы и был скуден в ином месте, так не длинно же оно, у нас достанет силы пройти это место, выйти на богатые радостью, бесконечные места. Так видишь ли, проницательный читатель, это я не для тебя, а для другой части публики говорю, что такие люди, как Рахметов, смешны. А тебе, проницательный читатель, я скажу, что это недурные люди; а то ведь ты, пожалуй, и не поймешь сам-то; да, недурные люди. Мало их, но ими расцветает жизнь всех; без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их, но они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало; но они в ней - теин в чаю, букет в благородном вине; от них ее сила и аромат; это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли.

Чернышевский Николай Гаврилович

Что делать

Николай Гаврилович Чернышевский

Что делать?

Из рассказов о новых людях

ОТ РЕДАКТОРА

Роман Н. Г. Чернышевского "Что делать?" был написан в стенах Петропавловской крепости в декабре 1862-апреле 1863 г. Вскоре же напечатанный в "Современнике", он сыграл колоссальную, ни с чем не сравнимую роль не только в художественной литературе, но и в истории русской общественно-политической борьбы. Недаром тридцать восемь лет спустя В. И. Ленин так же озаглавил свое произведение, посвященное основам новой идеологии.

Печатавшийся в спешке, с непрестанной оглядкой на цензуру, которая могла запретить публикацию очередных глав, журнальный текст содержал ряд небрежностей, опечаток и других дефектов - некоторые из них до настоящего времени оставались невыправленными.

Номера "Современника" за 1863 г., содержавшие текст романа, были строго изъяты, и русский читатель в течение более чем сорока лет вынужден был пользоваться либо пятью зарубежными переизданиями (1867-1898 гг.), либо же нелегальными рукописными копиями.

Только революция 1905 г. сняла цензурный запрет с романа, по праву получившего название "учебника жизни". До 1917 г. вышло в свет четыре издания, подготовленных сыном писателя - М. Н. Чернышевским.

После Великой Октябрьской социалистической революции и до 1975 г. роман был переиздан на русском языке не менее 65 раз, общим тиражом более шести миллионов экземпляров.

В 1929 г. издательством Политкаторжан был опубликован незадолго до того обнаруженный в царских архивах черновой, наполовину зашифрованный текст романа; его прочтение - результат героического труда Н. А. Алексеева (1873-1972). {[Некролог]. - Правда, 1972, 18 мая, стр. 2.} Однако с точки зрения требований современной текстологии это издание ни в какой мере не может нас сегодня удовлетворить. Достаточно сказать, что в нем не воспроизведены варианты и зачеркнутые места. Немало неточностей содержится и в издании "Что делать?" в составе 16-томного "Полного собрания сочинений" Чернышевского (т. XI, 1939. Гослитиздат, подготовка Н. А. Алексеева и А. П. Скафтымова): по сравнению с ним в этой книге более ста исправлений.

Как это ни странно, но до сих пор не было осуществлено научное издание романа. Текст его ни разу не был полностью прокомментирован: некоторые, понятные современникам, но темные для нас места оставались нераскрытыми или же неверно интерпретированными.

Настоящее издание впервые дает научно выверенный текст романа и полностью воспроизводит черновой автограф. В дополнении печатается записка Чернышевского к А. Н. Пыпину и Н. А. Некрасову, важная для уяснения замысла романа и долго остававшаяся ошибочно понятой. В приложении даны статьи, посвященные проблемам изучения романа, и примечания, необходимые для его правильного понимания.

Искренняя благодарность внучке великого революционера и писателя, Н. М. Чернышевской за ряд советов и неизменную дружескую помощь и М. И. Перпер за важные текстологические указания.

Основной текст романа, заметку для А. Н. Пыпина и Н. А. Некрасова, статью "Проблемы изучения романа "Что делать?"" и примечания подготовил С. А. Рейсер; статью "Чернышевский-художник" - Г. Е. Тамарченко; черновой текст - Т. И. Орнатская; библиографию переводов на иностранные языки - Б. Л. Кандель. Общую редакцию издания осуществил С. А. Рейсер.

"Что делать?"

Из рассказов о новых людях

(Посвящается моему другу О.С.Ч.) {1}

Поутру 11 июля 1856 года прислуга одной из больших петербургских гостиниц у станции московской железной дороги была в недоумении, отчасти даже в тревоге. Накануне, в 9-м часу вечера, приехал господин с чемоданом, занял нумер, отдал для прописки свой паспорт, спросил себе чаю и котлетку, сказал, чтоб его не тревожили вечером, потому что он устал и хочет спать, но чтобы завтра непременно раз6удили в 8 часов, потому что у него есть спешные дела, запер дверь нумера и, пошумев ножом и вилкою, пошумев чайным прибором, скоро притих, - видно, заснул. Пришло утро; в 8 часов слуга постучался к вчерашнему приезжему - приезжий не подает голоса; слуга постучался сильнее, очень сильно - приезжий все не откликается. Видно, крепко устал. Слуга подождал четверть часа, опять стал будить, опять не добудился. Стал советоваться с другими слугами, с буфетчиком. "Уж не случилось ли с ним чего?" - "Надо выломать двери". - "Нет, так не годится: дверь ломать надо с полициею". Решили попытаться будить еще раз, посильнее; если и тут не проснется, послать за полициею. Сделали последнюю пробу; не добудились; послали за полициею и теперь ждут, что увидят с нею.

Часам к 10 утра пришел полицейский чиновник, постучался сам, велел слугам постучаться, - успех тот же, как и прежде. "Нечего делать, ломай дверь, ребята".

Дверь выломали. Комната пуста. "Загляните-ка под кровать" - и под кроватью нет проезжего. Полицейский чиновник подошел к столу, - на столе лежал лист бумаги, а на нем крупными буквами было написано:

"Ухожу в 11 часов вечера и не возвращусь. Меня услышат на Литейном мосту {2}, между 2 и 3 часами ночи. Подозрений ни на кого не иметь".

Так вот оно, штука-то теперь и понятна, а то никак не могли сообразить, - сказал полицейский чиновник.

Что же такое, Иван Афанасьевич? - спросил буфетчик.

Давайте чаю, расскажу.

Рассказ полицейского чиновника долго служил предметом одушевленных пересказов и рассуждений в гостинице. История была вот какого рода.

В половине 3-го часа ночи - а ночь была облачная, темная - на середине Литейного моста сверкнул огонь, и послышался пистолетный выстрел. Бросились на выстрел караульные служители, сбежались малочисленные прохожие, - никого и ничего не было на том месте, где раздался выстрел. Значит, не застрелил, а застрелился. Нашлись охотники нырять, притащили через несколько времени багры, притащили даже какую-то рыбацкую сеть, ныряли, нащупывали, ловили, поймали полсотни больших щеп, но тела не нашли и не поймали. Да и как найти? - ночь темная. Оно в эти два часа уж на взморье, - поди, ищи там. Поэтому возникли прогрессисты, отвергнувшие прежнее предположение: "А может быть, и не было никакого тела? может быть, пьяный, или просто озорник, подурачился, - выстрелил, да и убежал, - а то, пожалуй, тут же стоит в хлопочущей толпе да подсмеивается над тревогою, какую наделал".

Но большинство, как всегда, когда рассуждает благоразумно, оказалось консервативно и защищало старое: "какое подурачился - пустил себе пулю в лоб, да и все тут". Прогрессисты были побеждены. Но победившая партия, как всегда, разделилась тотчас после по6еды. Застрелился, так; но отчего? "Пьяный", - было мнение одних консерваторов; "промотался", - утверждали другие консерваторы. - "Просто дурак", - сказал кто-то. На этом "просто дурак" сошлись все, даже и те, которые отвергали, что он застрелился. Действительно, пьяный ли, промотавшийся ли застрелился, или озорник, вовсе не застрелился, а только выкинул штуку, - все равно, глупая, дурацкая штука.

Очень краткое содержание (в двух словах)

Вера Павловна живёт в непереносимых условиях с деспотичной матерью и тюфяком отцом. Мать на неё постоянно орёт и подыскивает ей богатого жениха, не обращая на вкусы дочери никакого внимания. Тут к её младшему брату устраивается учителем Дмитрий Лопухов. Она открывается ему, и он обещает ей помочь уйти из дома. Во время поисков и решения проблем, они влюбляются в друг друга и решают тайно повенчаться. Вскоре они уже счастливо живут отдельно, а Вера Павловна открывает успешную швейную мастерскую, где все девушки получают равную долю от прибыли. Неожиданно она влюбляется в ближайшего друга мужа - Александра Кирсанова. Они все не знают что делать. Тогда Лопухов разыгрывает своё самоубийство и уезжает за границу по поддельным документам, а Вера Павловна и Кирсанов женятся. В один из дней Кирсанов знакомится с Екатериной Полозовой, которой он спасает жизнь. Она становится другом их семьи, в особенности Веры Павловны. Отец Полозовой продаёт завод, агентом при продаже становится Чарльз Бьюмонт, который за обедом знакомится с Катериной. Бьюмонт узнаёт о её знакомстве с Кирсановыми, начинает часто к ним ходить и спрашивать о них новости. Вскоре они влюбляются и женятся. После свадьбы Катерина узнаёт, что Бьюмонт, это бывший Лопухов. Она рассказывает об этом Кирсановым, те очень счастливы за них. Обе пары решают снять рядом квартиры, начинают приглашать гостей в обе квартиры, вместе ездить за город.

Краткое содержание (подробно)

11 июля 1856 года в Петербурге в гостиничном номере обнаружили странную записку, похожую на последнее послание самоубийцы. В ней говорилось, что об ее авторе скоро услышат на Литейном мосту и, чтобы никого в этом не винили. Вскоре так и случилось. Какой-то человек стрелялся на Литейном мосту. В реке была обнаружена простреленная фуражка. На следующее утро на своей даче на Каменном острове этой новостью была огорчена одна дама. Звали ее Вера Павловна . Пока он сидела и шила, про себя напевая какую-то французскую песенку, служанка принесла ей письмо. Прочитав его, женщина была безутешна, а вошедший мужчина пытался ее успокоить. Она не унималась и во всем винила себя.

Чтобы стало более понятно, почему так сложились обстоятельства, нужно знать и предысторию жизни Веры Павловны.­ Она выросла в Петербурге в многоэтажном доме на Гороховой. Отец ее был управляющим, а мать - ростовщицей. Маменька была довольно глупой и злой женщиной, мечтающей как можно выгоднее выдать Веру замуж. Для этого она всячески наряжала дочь, учила музыке, выводила в свет, одним словом, устроила охоту на богатого жениха. Вскоре ее мечта сбылась, на красивую Веру обратил внимание хозяйский сын - офицер Сторешников. Решив воспользоваться ситуацией, он надумал соблазнить молодую особу. Мать Веры требовала, чтобы она была добра с ним. Зная истинные намерения соблазнителя, Вера всячески уклонялась от ухаживаний, но долго так продолжаться не могло.

Эта ситуация разрешилась совершенно неожиданным образом. В их дом был приглашен учитель для брата Веры - Феди. Им оказался молодой студент-медик Дмитрий Сергеевич Лопухов . Сначала Верочка к гостю отнеслась настороженно, а потом они все чаще вместе беседовали на разные темы. Разделяя общие взгляды на жизнь, они почувствовали расположение друг к другу. Лопухов же, узнав о тягостном положении девушки в доме, захотел ей помочь. Он пытался найти Вере место гувернантки, чтобы она переехала из дома, но тщетно. Никто не хотел брать молодую особу, сбежавшую из дома. Тогда он сам оставил учебу на последнем курсе и занялся частными уроками, чтобы заработать на их совместный быт. После этого он сделал Вере предложение. В этот период ей приснился ее первый пророческий сон. В нем она была выпущена из темницы и беседовала с красивой девушкой, называющей себя любовью к людям. Тогда Вера пообещала ей впредь выпускать из подвалов всех запертых девушек.

Молодые сняли квартиру, зажили счастливо и размеренно. Хозяйка, правда, считала их отношения немного странными, так как жили они в раздельно и друг к другу без стука не входили. Верочка объяснила ей, что такие отношения ведут к долгой и счастливой жизни. Так, супруги никогда не надоедят друг другу. Постепенно Вера занялась частными уроками. В перерывах она много читала и исправно вела хозяйство. Со временем она даже задумала собственное швейное предприятие, на которое пригласила работать и других девушек. Но работали они не по найму, а на равных условиях с ней. Они стали не только вместе трудиться, но и вместе отдыхать, устраивать чаепития, пикники. Предприятие процветало. Вскоре она увидела второй сон. В нем­ она смотрела на поле, на котором были две грязи: реальная и фантастическая. Первая представляла собой заботу о самом необходимом и из нее росли колосья. А вторая была заботой о ненужных вещах. Из нее ничего хорошего, соответственно, не могло вырасти.

Завсегдатаем Лопуховых был друг и однокурсник Дмитрия Сергеевича - Кирсанов Александр Матвеевич . Оба они сами возлагали себе дорогу, без всякой помощи и связей. Иногда, когда Дмитрий Сергеевич бывал занят, Кирсанов мог вывести Веру Павловну в театр, на концерт. Они много беседовали на разные темы. Это был очень интересный, мужественный и волевой человек. Вскоре, он перестал навещать Лопуховых, не объясняя почему. Как оказалось, он был влюблен в супругу друга и не хотел им мешать. Однажды Дмитрий Сергеевич серьезно заболел и тогда Кирсанов все-таки появился в их доме, как лечащий врач. Он не просто лечил друга, но и помогал во всем Вере Павловне, пока ее муж болел. Постепенно она поняла, что тоже влюблена в этого человека. Вера Павловна была в полном смятении. Вскоре ей приснился третий сон. В нем она видела какую-то незнакомку, читающую ее дневник. В этом дневнике говорилось, что Вера испытывала к мужу нечто похожее на благодарность, а не нежное чувство, в котором на самом деле нуждалась.

Эта ситуация казалась всем троим неразрешимой. Лопухов нашел только один выход из нее - выстрел на Литейном мосту. Эту новость Вере Павловне принес Рахметов - их общий друг. Именно он объяснил ей, отчего она потянулась к Кирсанову. Ее несходство с Лопуховым было настолько велико, что ей нужен был другой человек. После этого разговора она немного успокоилась и уехала на время в Нижний Новгород. Вскоре они с Кирсановым обвенчались. У Веры Павловны открылась еще одна швейная мастерская. Некий студент-медик из Берлина, хороший знакомый Лопухова, также рассказал ей, что Лопухов и Вера Павловна были слишком разными. Сам Лопухов имел склонность к уединению, а его супруга была чересчур общительна. Таким образом, получилось, что ситуация устроилась к общему удовольствию.

Вера Павловна продолжает жить, как жила. Теперь у нее в доме две разновидности комнат: нейтральные и ненейтральные. В последние супруги могут входить без стука. Александр Матвеевич позволяет ей вести привычный образ жизни и даже интересуется ее делами. Он всегда готов прийти на помощь в трудную минуту. С его помощью она начинает увлекаться медициной. Вскоре она видит свой четвертый сон. В нем природа наполнена любовью и приятными ароматами. Перед ее глазами проходит история женщин в разные тысячелетия, от роли рабыни до богини. Затем происходит турнир, в котором храбрый рыцарь сражается за сердце прекрасной дамы. В лице богини она узнает себя. Хоть и несовершенное, но это лицо озарено любовью.

В гости к Кирсановым приходят самые разные интересные люди, друзья и единомышленники. Все они молоды, полны сил и энергии, имеют жизненные принципы и цели. Среди них особенно выделяется семья Бьюмонт. Екатерина Васильевна Полозова когда-то была богатейшей невестой в Петербурге. Она была влюблена в недостойного человека, но Кирсанов Александр Матвеевич своим советом помог ей разобраться в этой ситуации. Вскоре она вышла замуж за господина Бьюмонта - агента одной английской фирмы. Он отлично владел русским языком. По его словам он много лет проживал в России. Их роман развивался логично и без излишней суеты. Оба они люди уравновешенные, уверенные в себе. Встретившись с Чарльзом Бьюмонтом лично, Кирсанов понял, что это сам Лопухов, и они стали тесно дружить семьями.

Санкт-Петербурга. Был написан отчасти в ответ на произведение Ивана Тургенева «Отцы и дети ».

Энциклопедичный YouTube

  • 1 / 5

    Чернышевский писал роман, находясь в одиночной камере Алексеевского равелина Петропавловской крепости , с 14 декабря 1862 года по 4 апреля 1863 г. С января 1863 года рукопись частями передаётся в следственную комиссию по делу Чернышевского (последняя часть была передана 6 апреля). Комиссия, а вслед за ней и цензоры увидели в романе лишь любовную линию и дали разрешение к печати. Оплошность цензуры вскоре была замечена, ответственного цензора Бекетова отстранили от должности. Однако роман уже был опубликован в журнале «Современник » (1863, № 3-5). Несмотря на то, что номера «Современника», в которых печатался роман «Что делать?», оказались под запретом, текст романа в рукописных копиях разошёлся по стране и вызвал массу подражаний.

    О романе Чернышевского толковали не шёпотом, не тишком, - но во всю глотку в залах, на подъездах, за столом г-жи Мильбрет и в подвальной пивнице Штенбокова пассажа. Кричали: «гадость», «прелесть», «мерзость» и т. п. - все на разные тоны .

    Для русской молодёжи того времени она [книга «Что делать?»] была своего рода откровением и превратилась в программу, сделалась своего рода знаменем .

    Подчёркнуто занимательное, авантюрное, мелодраматическое начало романа должно было не только сбить с толку цензуру, но и привлечь широкие массы читателей. Внешний сюжет романа - любовная история, однако в нём отражены новые экономические, философские и социальные идеи времени. Роман пронизан намёками на грядущую революцию .

    Одной из самых близких ему книг была «Что делать?» Чернышевского. Он постоянно возвращался к ней. Жизнь, описанная в ней, перекликалась с нашей. Маяковский как бы советовался с Чернышевским о своих личных делах, находил в нём поддержку. «Что делать?» была последняя книга, которую он читал перед смертью .

    • В романе Н. Г. Чернышевского «Что делать?» упоминается алюминий . В «наивной утопии» четвёртого сна Веры Павловны он назван металлом будущего. «Большого будущего» алюминий достиг к середине XX века.
    • », однако исследователи отказывают в связи героев романов Чернышевского и Тургенева между собой.
    • С идеями Чернышевского, в частности с его мыслями о будущем человечества спорит Ф. М. Достоевский в «Записках из подполья », благодаря которым образ «хрустального дворца» стал распространённым мотивом мировой литературы XX века.