Менее полувека назад был совершён первый полёт человека в космос. Отступая во времени, это событие представляется всё более значительной вехой в истории нашей планеты. Сейчас становится особенно важно понять вектор дальнейшего движения человеческой мысли и найти те критерии, что позволят дать верную оценку прошедшему. Ведь только сейчас мы начинаем осознавать, насколько переломным оказался минувший век для всей нашей цивилизации. Человек, до того слепо ползающий по поверхности планеты, вдруг выпрямился и с невероятной быстротой разорвал оковы земного притяжения. Перед ним воочию раскрылась неисчерпаемость мира, подарив непредставимые ранее возможности.

Совершенно ясно, что искусство непременно должно было откликнуться на происходящие изменения в жизни. Так и произошло. В литературе появилось и окрепло направление научной фантастики, призванное выразить неиссякаемое стремление людей заглянуть за горизонты познания, понять будущее и как-то спланировать его. В науке это называется принципом опережающего отражения.

Естественно, что безоглядное устремление в будущее - системное качество молодых людей, беззаботно ощущающих перед собой океан долгой жизни. Избыток сил и впечатлительности позволяют выстраивать желаемый образ будущего и со всей пылкостью романтического энтузиазма стремиться к его осуществлению. Качественная фантастическая литература помогает структурировать ожидания и туманные мечты, лучше понять свои собственные предпочтения. Она будит не только чувства, конкретизируя их, но и мысль. Разумеется, фантастику любят отнюдь не только молодые люди, а о будущем задумываются люди всех возрастов. Само появление фантастики - важная ступень развития массового сознания. Пластичность же юношеской психики и её открытость всем проявлениям жизни делают всякое воздействие на неё исполненным особого смысла.

Между тем, в школе на уроках литературы о фантастике ничего не говорится, хотя самые читаемые школьниками книги - именно этого жанра. Получается, что существенная и, что самое важное, перспективная часть молодёжной культуры никак не стыкуется с соответствующим школьным предметом. А ведь именно наши дети будут строить будущее, выбирать пути его развития. И нам придётся так или иначе смиряться с их выбором, потому что у младшего поколения всегда есть преимущество во времени. Не лучше ли уже в школьном возрасте направлять соответствующий интерес молодого человека? Ведь если интерес произволен, то произвольны и, следовательно, более поверхностны результаты в целом по обществу.

Сейчас молодёжь читает преимущественно фантастику, в которой нет чётких нравственных ориентиров и минимально представление о связи с реальной жизнью. Увлечение жанром превращается в отвлечение от проблем агрессивного внешнего мира, не вызывая стремления изменить существующее положение. Об этом свидетельствует успех направления фэнтези, а также космической оперы и киберпанка.

Фэнтези - фантастическая сказка, в которой в мире магии и колдовства, как правило, действует непобедимый герой с мечом. Часто он попадает в волшебный мир из нашего мира; происходит это случайно и никак не объясняется. Действие развивается по законам боевика, соответственно и поведение персонажей. Классикой фэнтези считается творчество Р. Толкиена, создавшего огромный мир с многовековой историей и особенным языком.

Движение так называемых «толкиенистов» ярко демонстрирует все стадии последствий массового гипноза, оказываемого талантливо написанным произведением, которое почти не имеет точек соприкосновения с объективной реальностью. Главного героя постоянно склоняют к сотрудничеству светлые и тёмные силы. Если в классике жанра выбор в пользу светлых сил был однозначен, то в последнее десятилетие гораздо чаще стали звучать мотивы «серого» пути, ведущего к совершенному самодовлению ни от кого не зависящей личности. Более того, появились и окрепли мотивы выбора «чёрного» пути, а само представление о добре и зле размывается не только на примере частностей, но и в целом в концепции автора (Н.Д.Перумов, С.В.Лукьяненко).

В произведении, построенном по принципу космической оперы, магический антураж заменяется на топорно нарисованный техногенный. Киберпанк характеризуется ещё большей технологичностью и депрессивностью подачи материала.

Фактически мы имеем дело с зеркальным отражением происходящих в нашей стране коллизий. Распад нравственного стержня есть желанное явление для бездушного мира бизнеса, озабоченного сиюминутной личной выгодой. Этический релятивизм в сочетании с эскапизмом - вернейшее средство для нивелирования островков самостоятельно ищущей мысли.

Можно и нужно привлекать внимание подрастающего поколения к лучшим образцам русской фантастики, но именно научной, с чёткой пространственно-временной фабулой и ясными целями изложения, благо на таком материале можно апеллировать не только к душе, но и к интеллекту юного читателя.

К вящему сожалению, современное литературоведение позволяет скорее получить представление о таких «писателях», как Эдуард Лимонов или Венедикт Ерофеев, в то время как огромный пласт нашей литературы фактически не востребован. Серьёзнейшие футурологические изыскания глубоко и многопланово образованных людей, постановка действительно важных и актуальных проблем современности и будущего, - всё это оказывается за бортом современной науки и, соответственно, школьного преподавания. В школе же изучаются малозначительные и малочитаемые Н.И.Тряпкин и В.С.Розов…

Говоря о литературной традиции, будем строго различать фантастику как метод целостного построения от фантастики как подчинённого приёма. У Н.В.Гоголя самостоятельную жизнь ведёт нос, но это не означает, что автора «Носа» можно записать в предшественники А.Р.Беляева с его «Головой профессора Доуэля». Фантастика в произведениях М.А.Булгакова также отнюдь не самодостаточна, хотя, например, «Собачье сердце» и перекликается формально с творчеством того же Беляева. Между тем многие из «рассказов о необыкновенном» И.А.Ефремова, несмотря на минимум фантастического элемента, вполне подходят под определение фантастики. Без фантастической идеи, пускай и совсем маленькой, этих рассказов нет, в то время как произведения Булгакова вполне могут обойтись и без выдуманного.

Работа с фантастическим произведением на школьном уроке - совершенно особое занятие, требующее от преподавателя готовности вести разговор одновременно по нескольким линиям - научно-технической, социальной, этической, эстетической и философской.

Почему так важно обращение именно к отечественной научно-фантастической традиции? Русской литературе вообще свойственны особый гуманизм и постановка самых глубоких вопросов жизни. Насыщенная оригинальными техническими идеями, значительная часть американской фантастики совершенно отчуждена от самого человека. Редкие взлёты духа в ней выражают явление случайное и ничем кроме личного предпочтения персонажа не обусловленное. Человек в массе произведений либо занят решением какой-либо остроумной технической проблемы, либо «галактической» политикой, а его характер, манеры, желания и представления о жизни полностью соответствуют современному западно-американскому стандарту. Ясно, что на фоне стремительно изменяющейся жизни такое плоское понимание человека будущего недопустимо.

В отечественной научной фантастике проблема человека стоит на первом плане и выражена она многопланово. Герои вынуждены по ходу действия решать сложные нравственные задачи, для чего привлекается значительный багаж наук не только технических, но и гуманитарных. Ещё Беляев, сознавая неполноту своего творчества, указывал на то, что содержанием научной фантастики должны стать новые общественные отношения и попытка изображения людей нового мира.

Мечта о приложении научных достижений к преобразованию природы, общества и самого человека составляет сущность настоящей научной фантастики, тесно связанной с традицией философии русского космизма. Повышение интеллектуальной сложности жизни неуклонно требует и высшей тонкости моральных решений. Радикальный перекос в сторону экстенсивного познания и обмена поверхностной информацией привёл к тоталитаризму, с одной стороны, и демагогическому плюрализму, с другой. Соответственна и задача школьной литературы - способствовать углублению впечатления от прочитанного и умению рефлексировать происходящее в жизни, отстраиваться от частного, понимая целое. Лучшие произведения русской научной фантастики несут универсальную идейную нагрузку, их многосторонность и наличие стержневого нравственного начала в состоянии сыграть огромную педагогическую роль.

Прежде всего - это И.А.Ефремов, чьи произведения необычайно насыщены и многовекторны. Образы ефремовских героев - явление в мировой литературе беспрецедентное. Эти люди будущего (а мы сейчас говорим лишь о фантастических произведениях мастера) наделены даром глубокого понимания законов мироздания и своего в нём места.

Мысль - слово - дело. Такая триада - основа духовного развития человека, в котором в силу естественного соотношения положительных качеств больше, иначе он бы не состоялся как вид. Диалектика глубинных основ бытия раскрывается автором в каждом эпизоде, отчего возникает ощущение полноты и монолитности текста. Будучи одновременно крупным палеонтологом, писатель утверждал единство эволюционных механизмов. На биологическом уровне преуспевали те виды, которые меньше зависели от окружающей среды. Человек в этом смысле универсален. Но он должен быть столь же универсален и психологически, не растворяться бездумно в сопутствующих социальных условиях, а сознательно понимать их границы и условность. Индивид, полностью отдавший своё «я» окружающей жизни, - тупик развития, изменения мира психологически сломают его, так же как погибнет узко приспособленное животное при изменении условий жизни в ареале его обитания.

Человек - это не только сумма знаний, но сложнейшая архитектура чувств, но развитие умственных и психических сил будет полноценно лишь на фоне физического здоровья, потому что пламя напряжённой мысли и ярких чувств не может полыхать в бумажном стаканчике. Красота - не личное произвольное предпочтение, но объективная целесообразность того или иного построения, а сознание бесконечности пространства и времени - необходимая составляющая плодотворного творческого процесса. Вселенная обязательно обитаема, потому что появление человека - следствие закономерностей развития материи, которые едины в наблюдаемом космосе.

Огромная роль на этом сложнейшем пути принадлежит женщине. Ефремов преклонялся перед женским началом. Женщина - вдохновительница и охранительница, и прекрасное всегда более закончено в женщине и отточено в ней сильнее. Восхождение любого общества неизбежно начинается с возвеличивания женщины; там, где женское начало угнетается или уподобляется мужскому, наступает деградация. Галерея «ефремовских женщин», выписанных с великой любовью и уважением, достойна отдельного места в литературоведении. Сильные и весёлые, преданные и бесстрашные, такие женщины могут создать вокруг себя пространство, очищающее ноосферу.

Как видно, даже простое перечисление вытекающих один из другого выводов Ефремова занимает немалый объём. Писатель был весь устремлён в будущее, но ясно понимал, что только на основе исторической памяти возможно жизнеспособное построение. Он предвидел неизбежное развитие третьей сигнальной системы (интуиции) - аналога звездолёта «прямого луча» с их общей способностью мгновенного достижения необходимого результата.

Различение связей между внешне отстоящими друг от друга явлениями, понимание громадных сил, заключённых в человеке, героический реализм и романтика в изображении персонажей свойственны творчеству Ивана Ефремова.

Схожей силой убедительности обладают фантастические повести В.П.Крапивина - ныне здравствующего патриарха детской литературы и педагога - основателя знаменитого детского отряда «Каравелла». Вот строки из устава отряда: «Я вступлю в бой с любой несправедливостью, подлостью и жестокостью, где бы я их ни встретил. Я не стану ждать, когда на защиту правды встанет кто-то другой раньше меня. Если мне когда-нибудь станет страшно, я не отступлю. Смелость - то, когда человек боится и всё-таки не сворачивает с дороги...»

Серьёзнейшие проблемы детства, а именно - взросление, социализация и взаимодействие с миром взрослых - раскрываются в крапивинских повестях с особенно пронзительной силой и точностью. Крапивин задаётся вопросом: почему современная школа ценит и формирует в учениках лишь два свойства: не получать двоек и быть послушными? Разве в этом её высокое предназначение? Разве обществу прежде всего и главным образом нужны нерассуждающие исполнители, винтики и болтики?

Не надо адаптироваться к реальности. Надо её менять. Это - основа крапивинского мировоззрения. Обращённое к детям, такое понимание жизни сталкивается с яростным сопротивлением тех взрослых, для которых дети - вечная помеха для ни к чему не обязывающего существования.

В цикл «В глубине Великого Кристалла» вложено то же жизнеутверждающее начало осознания разомкнутости, беспредельности мира. Идея Великого Кристалла с Дорогой между гранями - внешнее отражение важности овладения пространством своей души. Неудивительно, что именно дети, не стеснённые предрассудками и стереотипами, становятся вестниками этой беспредельности, навигаторами по различным граням Кристалла, и от них зависят те или иные перемены огромного мира. Глубокая взаимосвязанность событий, чуткость к «моментам истины» - этим акупунктурным точкам жизни - находятся в полном соответствии с пространственными «точками перехода» и физическим преодолением вселенских просторов.

Но эти дети, свободно шагающие по сопределью и дружащие со звёздами, беззащитны и уязвимы, как всякие другие дети, и даже ещё больше, потому что их необычность - источник неприятия их взрослыми и многими сверстниками. Охрана детства, особая чуткость к необычным способностям детей - основа гуманной педагогики, провозглашаемой ныне Ш.А.Амонашвили. В полной мере соответствует этим представлениям творчество Крапивина с его бьющимся нервом ранимой детской души.

Нравственная чистота и бесстрашие «крапивинских мальчиков» сродни энергетичному обаянию и самоотверженной твёрдости «ефремовских женщин». В этих ребятах, открывших в себе те самые ефремовские способности «прямого луча», заключено будущее мироздания. Будущему нужны люди, умеющие мыслить и чувствовать космическими категориями. А нам нужна молодёжь, имеющая опыт подлинной, духовной жизни. Книги командора Крапивина повышают иммунитет сердца - последний барьер на пути мутного потока развязной идеологии потребительского общества.

Ранняя фантастика В.В.Головачёва проникнута целой гирляндой уникальных идей, сплавленных воедино с оригинальными фигурами людей будущего. Характеры целеустремлённых, сильных и великодушных спасателей и звёздных пограничников, которые проходят сквозь осознание неисчерпаемости и таинственности космоса, открывая свои собственные резервы, невольно вызывают желание подражать. Вечные вопросы любви, долга, дружбы и границ адекватного ответа на агрессию ставятся писателем со всей остротой. Понятия космоэтики, вселенской экологии и терпимости к иному существованию являются центральными в таких романах как «Реликт», «Чёрный человек», «Реквием машине времени»… Герои этих и ряда других произведений обладают достоинствами и способностями, далеко превосходящими нашу действительность. Но это не делает их «суперменами», все способности с приставкой «сверх» - лишь необходимое условие для решения сложнейших проблем выживания человечества в космосе. Герои Головачёва тонко вслушиваются в мелодику происходящего, а их лиричность и разнообразные знания нисколько не мешают быстроте мысли и действия.

Особую роль в общественной организации занимает СЭКОН - служба Социально-Этического Контроля и Наблюдения (аналог ефремовской Академии Горя и Радости). Эксперты-соэтики обладают правом «вето» при разработке и воплощении в жизнь тех или иных решений, чья этическая ценность представляется им сомнительной.

Головачёв зримо продемонстрировал, что обыватели обречены на погрязание в созданной ими самими или навязанной извне виртуальности. Легко доступные материальные блага в мире головачёвского будущего не решили экзистенциальной проблемы человека, а лишь ярче высветили её. Домом обновлённого человечества должна стать вся Вселенная, для чего необходимо познание самих себя и бережное отношение к тайнам космоса. Для нас, стоящих на пороге технологической революции с приставками нано- и био-, такой подход представляется единственно возможным.

Характерны и стилистические достоинства этих писателей.

Язык Ефремова густ и тяжёл, но удивительно пропорционален, подобно дорическим колоннам Парфенона. Это тяжесть золотого самородка. Чеканные формулировки соразмерно выстроены и уравновешены. Ефремов владеет словом, точно алмазным резцом, и этим резцом вытачивает на друзе минералов выпуклое изображение совершенного мира.

Отблески лучей окаймляли контуры медных гор серебристо-розовой короной, отражавшейся широкой дорогой на медленных волнах фиолетового моря. Вода цвета густого аметиста казалась тяжёлой и вспыхивала изнутри красными огнями, как скоплениями живых маленьких глаз. Волны лизали массивное подножие исполинской статуи, стоявшей недалеко от берега в гордом одиночестве. Женщина, изваянная из тёмно-красного камня, запрокинула голову и, словно в экстазе, тянулась простёртыми руками к пламенной глубине неба. Она вполне могла бы быть дочерью Земли - полное сходство с нашими людьми потрясало не меньше, чем поразительная красота изваяния. В её теле, точно исполнившаяся мечта скульпторов Земли, сочетались могучая сила и одухотворённость каждой линии лица и тела. Полированный красный камень статуи источал из себя пламя неведомой и оттого таинственной и влекущей жизни.

Язык Крапивина совсем иной. Но, как говорил один ефремовский герой: «Оттенки красоты бесконечно разнообразны - в этом богатство мира». Главное, чтобы была соблюдена мера. Для каждой подробности и мелкой частной детали Крапивин находит удивительно ёмкое слово, вливающееся в общее повествование единственно возможным образом. Это не увесистое золото, но прозрачный хрусталь. Лёгкость и кажущаяся простота крапивинского языка напоминает более воздушный вариант «лаконизма и динамики пушкинской прозы». Сравнение отнюдь не надуманное. Вчитайтесь сами:

Однажды мальчишки принесли и показали мадам Валентине монетку из города Лехтенстаарна… Да-да, в точности такую же: с профилем мальчика, числом «десять» и колоском. Эту монетку разглядел издалека (а вернее ощутил с помощью нервов-лучей) маленький кристалл, который подрастал у мадам Валентины на подоконнике среди кактусов.

И сейчас он, Яшка, сразу узнал монетку! А узнав её - вспомнил остальное!

Да-да, он вырос в обычном цветочном горшке. Но вовсе не из обычного зерна, а из редчайшей звёздной жемчужины, какие иногда прилетают на Землю из космоса в период густых августовских звездопадов… И растила его мадам Валентина не просто так. Она создавала крошечную модель всеобщего Мироздания. Потому что была уверена: Вселенная имеет форму кристалла…

Наверно, мне показалось или просто придумалось потом, но сейчас вспоминается, как при каждом взмахе его коричневой ломкой руки вдали открывалась то улица с причудливыми домами, то панорама целой столицы, размытая в предзакатном воздухе, то морская даль с жёлтыми от солнца парусами... Гибкий, с разлетевшимися волосами, покрытый бронзовым налётом, Сашка дирижировал пространствами. Смеясь, он оглядывался на меня... И это одно из самых хороших воспоминаний в моей жизни.

Язык Головачёва уникален по-своему. В русской литературе особое место уделено пейзажу, портрету и психологическим характеристикам; описания Льва Толстого, Шолохова или Астафьева при всей внешней различности являются выдающимися фактами владения словом и демонстрируют удивительное взаимодействие между силой впечатления и осознанной ясностью его выражения. Головачёв пошёл ещё дальше - он добился поразительных результатов при описании космических катаклизмов, необычных состояний материи или сознания, не похожих ни на что человеческое. То есть раздвинул границы воображения, проникнув скальпелем русского слова в самые экзотические глубины мироздания.

Мрак в углу комнаты вдруг загустел, стал плотным, как желе, потёк струёй на середину помещения. Повеяло холодом, звёздной пылью и г л у б и н о й…

- Уходи, - раздался в теле Шаламова, в каждой его клеточке, звучный бархатный голос. - Уходи в инобытиё, человек. Оставаться на Земле опасно, сородичи не поймут тебя, и всё, что ты там делаешь - лишнее. Ищи Вершителя, он - Единственное и Вечное Начало всему, что называется бытиём, он поможет тебе.

- А ты? Значит ты - не Вершитель?

Вихрь мрака посреди комнаты в з м а х н у л к р ы л о м, раздался тихий смех, раскатистый, гулкий, но необидный. Впрочем, смехом эту песнь излучений и пляску полей мог назвать только маатанин.

- Я - Посланник, ещё один богоид, если пользоваться твоей терминологией. Уходи, пока не поздно. Твоя дорога не ведёт на Землю, жизнь которой хрупка и ранима.

- Но мне необходимо кое-что земное, я не могу без… некоторых… вещей.

- Сможешь. - Тот же смех и, следом, стремительное падение в глубину мрака… звёзды… ветер в лицо… слёзы, тоска… свет!

Смех и слёзы всё ещё жили в его памяти, когда Шаламов открыл глаза. С в о и глаза, человеческие, способные видеть лишь в узкой полосе электромагнитного спектра.

- Сон, - вслух проговорил Шаламов. - Это был сон.

Представленные авторы триедины в существе воздействия на читателя. Однако каждый при этом имеет различные установки мировосприятия. Ипостась Ефремова - это устремление к вершинам духа. Ипостась Крапивина - погружение в прозрачные глубины души. Ипостась Головачёва - раскрытие всей широты поля деятельности творческого интеллекта и воли.

Писатели предлагают гипотезы, которые заинтересуют «технарей», ставят проблемы, близкие гуманитариям, завораживают красотой слога. Современность и своевременность их произведений велика не только по содержанию, но и по форме, на которую школьники обращают внимание в первую очередь.

Будем помнить, что пассивно-созерцательное отношение многих ребят к действительности с потугами скрыться от неё - результат идейной инертности взрослых. А эпизодическое негодование на сегодняшнюю жизнь в семье или школе воспринимается подростками со снисходительными улыбками. Потому что такое негодование стихийно и в лучшем случае призывает к прошлому. Но возвращение никогда не достигает цели. А молодёжь всегда смотрит в будущее. И если положительный образ будущего не будет вовремя сформирован, его место займёт другой образ, который перерастёт в бессознательную убеждённость, что нас ждут одни катастрофы, войны с киборгами или жизнь в матрице. А раз приговор подписан - можно всё. И одновременно ничего не нужно… Две крайности, смыкающиеся в отрицании изначальной плодотворности жизни. Но человек всегда должен быть на пороге нового, потому что он сам нов каждое мгновение. И лишь огнём мысли и ярким чувством можно складывать облик грядущего.

Номинация:

Эссеистика на русском языке

Гоголь… Есть ли в его произведениях мистика? Безусловно, да. Взять, например, повести «Портрет», «Вий», «Нос». Только слепой не заметит, что описанные здесь события не вполне правдоподобны или даже лучше сказать, что невозможны в действительности вовсе. Кто бы теперь смог ответить, для чего Гоголь, которого чаще других называют реалистом, стал пользоваться фантастикой?

Можно легко сказать, что это явление есть плоды литературной моды. Золотой век русской литературы. Конец восемнадцатого и начало девятнадцатого века. Всё больше писателей начинает отходить от строгих, обыденных и наскучивших перу идеалов классицизма. Нельзя, конечно, сказать, что классицисты не пользовались мистикой совсем. Дело в том, что они не акцентировали на ней внимания, а вот в рамках начавшего развиваться романтизма такой способ выражения мыслей казался очень действенным и актуальным. Вслед за Державиным, который первым преступил пороги классицизма, появляются отечественные романтики и сентименталисты. Своими балладами «Людмила» и «Светлана» Жуковский открывает для русского читателя мир романтизма - вселенной, где герои стремятся изменить окружающую действительность, противостоять ей, или же отвергают ее, бегут от нее. Кроме того, герои романтизма представляют собой людей, одержимых определённой идеей, отличающейся от традиционных. Непонятые одной действительностью, они пытаются найти другую, идеальную, но несуществующую. В результате отвержения реальности и появляется мистика. В действительности же таких людей в России, в мире конца 18 – начала 19 веков было абсолютное меньшинство, если не сказать, что их не было вовсе. Поскольку в те годы не принято было отличаться от общества и жить иначе, чем прошлые поколения, то романтический герой для России уже и есть самая настоящая фантастика и мистика. Что касается героев-романтиков, то я думаю, что в какой-то мере можно назвать таких персонажей невообразимыми для читателей рубежа 18-19 веков, потому что до сего времени человек, который пытался сделать что-то не так, как другие вызывал резкое и радикальное неодобрение общества. Люди долгое время не могли себе позволить выйти из традиционного уклада жизни и взглядов на вещи, поэтому свободные мысли и действия героя-романтика с лёгкостью могли казаться непонятными и, что вполне возможно, фантастическими.

И всё же большинство читателей привлекали совершенно другие вещи. Если в произведении присутствовали мистические мотивы, то всё внимание обывательского читателя было направлено совсем не на главного героя, не на его необычность, мятежность и тому подобное, а на само сюрреалистическое событие. Такой интерес объясняется достаточно банально. Людям, у которых веками формировался весьма ограниченный кругозор, хотелось стать ближе к чему-то неизвестному, прикоснуться умом, а если выйдет, то и душой, к вещам, о которых раньше они не могли даже представить. Не интересно ли было наблюдать простому читателю, как в повести Гоголя портрет играл роль живого персонажа и, фактически, вершил судьбы людей, соблазняя и обрекая их души на страдания? Бесспорно, это вызывало определённый ажиотаж, ведь, по сути, одним из главных героев является картина, вещь неодушевлённая. Большую роль в обывательском интересе читателя Золотого века играет не просто наличие чего-то мистического, а именно столкновение с ним обычного смертного человека.

«Холодный пот облил его всего; сердце его билось так сильно, как только можно было биться; грудь была так стеснена, как будто хотело улететь из неё последнее дыхание. «Неужели это был сон?»- сказал он…» Такова картина первой встречи человека с потусторонней силой лицом к лицу, которую нам ярко показывает Гоголь в повести «Портрет». Как раз этот момент представляет главный интерес для читателей. Простой человек остаётся один на один с чем-то непонятным, неизведанным. Читатель 19 века увлекается этим, потому что, скорее всего, ставит себя на место Чарткова, и получается, что он наблюдает уже не за самим главным героем, а, фактически, за собой в лице главного героя. Читатель в таком случае хочет узнать, какие чувства будут испытываться, какие действия будут предприниматься героем в незнакомой ситуации и на их примере ощутить похожие, близкие чувства. Ему хотелось заглянуть куда-то по ту сторону жизни, но только в узком смысле, так как большинству хотелось только убедиться, что что-то мистическое существует, что оно рядом, но не разобраться, что оно из себя представляет. В этом же небольшом фрагменте произведения Гоголь также начинает играть с читателем. Мало того, что он довольно красочно описывает приступ панической атаки у Чарткова, он ещё и создаёт «сон во сне». И это, конечно, уже не совсем фантастика, ведь подобное бывает и в действительности, однако от такого приёма мы окончательно теряем трезвость и восприятие объективности происходящего внутри повести, потому что становиться невозможно отличить сон от яви. Мы уже поверили, что ростовщик с портрета гуляет по комнате художника, что Чартков держит в руке свиток, который обронил старик, а это оказывается сном. Затем другой кошмар, но и он – фикция. И так далее. Этим Гоголь ещё больше завлекает читателя.

«… всё лицо почти ожило, и глаза взглянули на него так, что он наконец вздрогнул и, попятившись назад, произнёс изумлённым голосом: «Глядит, глядит человеческими глазами!» - пишет Гоголь. В этом есть одна интересная особенность: в то же самое время, когда Гоголь создаёт нам картину некой демонической силы в виде ожившего портрета, он говорит нам о том, что лицо ростовщика обладает всеми чертами человека и, может быть, даже походит на него больше, чем некоторые настоящие люди. Возможно, Гоголь делает определённый намёк, послание читателям, которое, наиболее вероятно, в абсолютном большинстве оставалось незамеченным. И всё же, облачая потусторонние силы в человеческое тело, он говорит о том, что все демоны и черти, несмотря на свою сверхъестественность, могут скрываться в одном единственном человеке, что потусторонние силы находятся здесь, не за миллионы километров, а где-то очень близко, практически всегда, они есть рядом с каждым из нас, и даже внутри нас. У всех в глубине существуют свои демоны и ангелы, постоянно борющиеся за человеческую душу. Разве это не потусторонняя сила? Она самая! Только она находиться по ту сторону нашего тела: в нашем сознании, мыслях, эмоциях, идеях и действиях, к которым нас склоняет всё вышеупомянутое. Это говорит о двойственности природы мистики. С одной стороны она далёкая, недосягаемая и непостигаемая, а с другой – близкая настолько, что постоянно остаётся никем не замеченной.

Именно поэтому фантастическая литература привлекала читателей 19 века. Каждому хотелось заглянуть в глаза потусторонней силы, а, некоторым и разобраться, чем она является в действительности и где её нужно искать. Менялись города, технологии, идеологии, а читатель остался таким же. На мистическую литературу был спрос в читающем обществе 19 и 20 века, а это значит, что авторы вполне могли быть увлечены веяниями эпохи и литературной моды.

Неужели же ответ на этот вопрос так прост и банален? Нет, ещё рано восклицать «эврика!», потому что, как мне кажется, что вряд ли автор, обладающий хотя бы долей таланта и здравого смысла, сможет позволить себе только следовать определённой моде, не вкладывая в произведения никакого смысла. Что же тогда побуждало Гоголя использовать мистические мотивы в своих произведениях? Допустим, что использование мистики ему диктовал жанр произведения. Конечно, Гоголь, выбирая жанр мистической повести должен был включить туда фантастические элементы. Гуляющий отдельно от хозяина нос в одноимённой повести Гоголя, ожившая картина из «Портрета», «упыри и вурдалаки» из «Вия». Состоялись ли бы эти произведения без элементов мистики? Возможно, да, но, в таком случае, они точно были бы менее яркими и не оказывали бы того художественного воздействия. Однако неверно утверждать, что мистика во всех произведения обусловлена лишь их жанром. Теперь важно сказать ещё кое-что: в каком стиле писал он? Гоголь в ранние годы, как известно, тяготел к романтизму, но позже в его творчестве начали преобладать реалистические тенденции. Существует ошибочное обывательское мнение, что реализм не терпит мистики вовсе. Безусловно, это не так. Мистические элементы там, конечно же, есть. Другой вопрос состоит в том, зачем и для чего авторы-реалисты используют фантастику в своих произведениях.

Во времена романтиков многие не принимали их произведений, но реализм нашёл ещё меньше понимания в обществе. «Нелюбовь девятнадцатого века к реализму – это ярость Калибана, увидевшего в зеркале своё отражение. Нелюбовь девятнадцатого века к романтизму – это ярость Калибана, не увидевшего в зеркале своего отражения»,- говорит Оскар Уайльд в «Портрете Дориана Грея». То есть можно допустить, что романтические герои людям не нравились, потому что они казались неправдоподобными, общество не могло сопоставить этих персонажей с самими собой, герои произведений были непохожими на читателей, а зачастую даже лучше их, поэтому вызывали недовольство. А вот герои реализма были чересчур похожи, и ставшие заметными пороки героя читатели, заведомо понимая, что это касается и их, не хотели принимать, а иногда воспринимали, как личное оскорбление. Здесь мистика в произведениях является способом выражения действительности. Это маска, в которую автор облачает реальность, желая донести до людей её настоящий смысл. «Нос спрятал совершенно лицо свое в большой стоячий воротник и с выражением величайшей набожности молился. «Как подойти к нему? - думал Ковалев. - По всему, по мундиру, по шляпе видно, что он статский советник. Черт его знает, как это сделать!» Он начал около него покашливать; но нос ни на минуту не оставлял набожного своего положения и отвешивал поклоны», - так описывает Гоголь встречу Ковалёва с его собственным носом. На первый взгляд совершенно абсурдная ситуация. Человек боится подойти к своему носу. Но всё же мы видим, что нос по чину выше своего хозяина. В этой повести нос является проекцией желаний героя. Ковалёв всегда хотел стать статским советником, готовился к этому, но, увидев свой нос в таком чине, испытал ужас. Возможно, это говорит о том, что Ковалёв испытывал страх перед своими желаниями и не был столь важным и великим, каким себя ощущал. Разве может идти речь о каком бы то ни было величии человека: духовном или физическом, если он испугался подойти к своему же носу только потому, что последний был выше званием? В жизни Ковалёв так сильно задирал нос, что тот, в конце концов, отделился и стал, действительно, выше него. Тем читателям, которые не вникали в глубокий смысл повести, она казалась нелепой шуткой, проникающим дальше открывалось это значение. И всё это сделано с помощью мистики. Первых она отвлекала от того, что скрывалось внутри, вторым, наоборот, эти события были знаками к пониманию произведения. Одно из предназначений мистики в литературе состоит в том, чтобы скрыть смысл произведения от тех, кто не в состоянии его правильно понимать.

Но не стоит забывать о том, что практически все упомянутые ранее причины носят исключительно внешний характер, то есть основаны на каких-либо посторонних условиях: особенности жанра, мода на фантастическую литературу и так далее. При этом существует ещё целый ряд причин, индивидуальных для каждого автора. И прежде всего это была иносказательность и аллегоричность. Всякое мистическое событие или персонаж имеет своё значения, они не могут существовать внутри произведения просто так. В повести «Портрет» Гоголь с помощью мистических элементов напрямую заводит с читателем разговор на философскую тему. «Это было уже не искусство: это разрушало даже гармонию самого портрета. Это были живые, это были человеческие глаза!» Он рассуждает о том, что есть искусство и какова роль творца? «Или рабское, буквальное подражание натуре есть уже проступок и кажется ярким, непристойным криком?» В этих строчках, как и во всей повести, скрыт достаточно простой смысл. Вся история с портретом – это большая аллегория. То есть, когда нам рассказывают якобы о демоническом портрете, на самом деле речь идет о предательстве художником своего таланта. Гоголь прямо говорит нам о том, что искусство – это нечто большее, чем слепое копирование природы. Оно предполагает усовершенствование натуры, вкладывание во всякую её часть значения. Художник, скульптор, писатель – любой настоящий творец, который не является бездарным и не делает всё только ради денег и известности, должен не просто воссоздавать точную картину натуры, но и наполнять её смыслом, иначе это не будет искусством, останется только «рабское подражание». Словосочетание, использованное Гоголем, говорит о том, что человек, делающий абсолютную копию, буквально, находиться в плену у своей бездарности, у него не достаточно таланта, чтобы осознать, что такое искусство на самом деле. В этом, наверное, состоит один из ответов, зачем авторам-реалистам фантастика. Если просто описывать события, то искусства не получиться, будет всё то же «рабское подражание». Такие мысли мы видим в строчках гоголевского «Портрета». Фантастика здесь – иносказательный способ представления размышлений автора о природе искусства. Кроме всего этого, Гоголь в этой повети описывает очень интересную вещь. Он превращает ростовщика в демонический портрет, а изображение Психеи, наоборот, делает человеком. То есть он создаёт из обычного смертного дьявольскую потустороннюю силу, а Психею, считавшейся в греческой мифологии музой и богиней души, обращает в обычного человека. Какой знак подавал этим Гоголь сложно сказать, но мне, почему-то, кажется, что здесь речь идёт о том, как разрушились души истинных творцов, обладающих настоящим талантом, ведь, по факту, оба этих художника изменили своё искусство в худшую сторону. Чартков опустил богиню до человека, добавив туда каплю природы, а рисовавший портрет низвёл человека до демона, точь-в-точь копируя натуру. Подтверждение этому находиться и позже, когда Чартков видит картину, нарисованную его другом, в нём просыпается что-то из прошлого. Художник рисует падшего ангела, а что, как ни это, может говорить о падении души человеческой и утрате таланта.

Если же говорить дальше, то всё это, как взаимодействие Чарткова с портретом, так и сама попытка Гоголя понять, что такое искусство,- это шанс обыкновенному человеку заглянуть в неизвестность, увидеть действительность, скрытую от глаз большинства. Мистика – это попытка переосмыслить условную реальность, которую воспринимают все, и открыть что-то новое внутри себя. Но иногда такие силы оказываются слишком велики, и попытки взаимодействовать с ней могут сломать психику героя, заставить его изменить своим ценностям, уговорив поддаться соблазнам. У Чарткова всё закончилось именно так – художник сошёл с ума. Точно схожая с этой ситуация в повести «Вий» Гоголя. Хома Брут заглядывает демонической силе в глаза, а так как глаза – это зеркало души, то получается, что он заглянул потусторонней силе прямо в душу. Постигнув душу, можно узнать большое количество информации, Хома Брут, судя по всему, узнал слишком многое о потусторонней силе, и она, в свою очередь, уничтожила его физическое тело. Этими произведениями Гоголь ставит ещё один интересный вопрос: нужно ли вообще человеку пытаться и хотеть увидеть что-то пот ту сторону или нужно умерить своё любопытство? Всё это попытки заглянуть в тёмную пропасть, которые практически во всех произведениях оказываются для героев неудачными. И мистика играет в этом важнейшую роль. Она служит неким кривым бездонным зеркалом, которое помогает авторам передавать суть действительности, искажая её поверхность, то есть реальность, которую привыкли воспринимать большинство читателей. В то же время если слишком увлечься ей и рассмотреть в этом зеркале то, чего нам просто не разрешено знать, то оно может убить или лишить рассудка и героев, и читателей. В этом зеркале, несмотря на то, что изображение искажено, то есть действительность описана с помощью фантастических мотивов, читатель может рассмотреть себя и привычную ему реальность. Обращение к мистике «расшатывает» в каком-то смысле читательское восприятие, такие образы оказывают большое художественное воздействие.

Гоголевская фантастика необычна. В ее основе, с одной стороны глубоко национальные, народные корни, с другой стороны, она опирается на известные западноевропейские традиции. Перед нами удивительная комбинация украинского фольклорного материала и немецкого романтизма. К тому же особую окраску приобретает она в связи с мировоззрением самого автора. Более того, фантастика эволюционирует от повести к повести.

Все произведения Гоголя, в которых так или иначе присутствует фантастика, делятся на два типа. Деление зависит от того, к какому времени относится действие произведения – к современности или к прошлому (давность прошлого: полвека или же несколько веков – не имеет значения; важно, что это прошлое) В каждом из произведений Гоголь реализует свои, особенные подходы к изображению ирреального, высвечивая при помощи этих «странностей» вполне реальные проблемы человеческой жизни.

"Сорочинская ярмарка" и "Майская ночь. . . " В «Сорочинской ярмарке» и «Майской ночи…» время действия начало XIX в. , время читателя Гоголя. «Не правда ли, не те ли самые чувства мгновенно обхватят вас в вихре сельской ярмарки? » («Сорочинская ярмарка»). Читатель может принять участие в ярмарке как ее современник и очевидец.

"Сорочинская ярмарка" В повести «Сорочинская ярмарка» в самом начале возникает ожидание каких-то страшных событий и бед: под ярмарку отведено «проклятое место» , в дело «замешалась чертовщина» . Обо всем странном ходят слухи. Купец говорит, что волостной писарь видел, как во окне сарая «выставилось свиное рыло и хрюкнуло так, что у него мороз подрал по коже» «Все наполнилось слухом, что где-то между товаром показалась красная свитка. Старухе, продававшей бублики; почудился сатана…»

Прямого указания на ирреальность событий в повествовании нет. Но фантастический отсвет заметен: и в фигуре цыгана и, в образе Хиври. «В смуглых чертах цыгана было что-то злобное, язвительное, низкое и вместе высокомерное…Совершенно провалившийся между носом и острым подбородком рот, вечно-осененный язвительною улыбкой небольшие, но живые, как огонь, глаза, беспрестанно меняющиеся на лице молнии предприятий и умыслов, все это как будто требовало особенного, такого же странного для себя костюма» . В другом месте «цыгане» вызывают ассоциацию с гномами: «…они казались диким сонмищем гномов, окруженных тяжелым подземным паром, в мраке непробудной ночи» . Гномы (неизвестные украинской и русской демонологии)были подсказаны Гоголю немецкими источниками, причем именно как фантастический образ злой силы.

Двойственно построен в «Сорочинской ярмарке» и образ Хиври. В то время супруга Черевика выступает просто злой, сварливой женщиной, и ведьмой нигде не названа, способ ее описания настойчиво убеждает в обратном. В ее лице «проскальзывало что-то столь неприятное, столь дикое, что каждый тотчас спешил перевести встревоженный взгляд…» Парубок при встречи с Хиврей бросает ей: «А вот … и дьявол сидит!» Черевик боится, что «разгневанная сожительница не замедлит вцепится в его волосы своими супружескими когтями» . Хивря очень напоминает типичную сельскую ведьму, какой она виделась Гоголю.

" Майская ночь, или утопленница " Так же соотнесено фантастическое и реальное в «Майской ночи…» . Голова приходит к выводу: «Нет, тут сатана не на шутку вмешался» . Вновь ходят слухи. «Мало ли чего не расскажут бабы и народ глупый» , предваряет Левко свой рассказ о злой мачехе-ведьме и утопленнице-русалке. Помимо фантастического оттенка, «Майская ночь…» демонстрирует материальный остаток фантастики. Вторично фантастический план возникает в «Майской ночи…» в форме сна, причем переход от яви ко сну замаскирован. Но вот события сна отменены пробуждением Левко, а в руках его – непостижимым образом оказавшаяся записка от панночки-русалки.

Таким образом, первый этап развития гоголевской фантастики характеризуется тем, что писатель отодвинул носителя фантастики в прошлое, оставив в современном плане его влияние, «след» .

" Ночь перед Рождеством " В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» описания чертовщины у Гоголя построены на откровенной аналогичности бесовского. Ведьма Солоха после путешествия по воздуху предстала в своей избе обыкновенной «сорокалетней кумушкой» , «говорливой и угодливой хозяйкой» , у которой можно отогреться и «поесть жирных вареников со сметаною» .

Многие эпизоды это явное снижение представлений о нечистой силе. Достаточно вспомнить черта в аду из «Ночи перед Рождеством» , который, «надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом деле кухмистр, поджаривал…грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит на Рождество колбасу» .

Повесть о том как поссорились Иванович с Иваном Никифоровичем В «Повести о том, как поссорился Иванович с Иваном Никифоровичем из цикла «Миргород» мы наблюдаем эволюцию фантастики. Алогизм в речи повествователя. Утверждается какое-то качество персонажей, требующие подтверждения, но вместо этого утверждается совсем другое. «Прекрасный человек Иванович! Какой у него дом» , «Прекрасный человек Иванович! Он очень любит дыни» .

Наблюдается нечто странное и необычное в именах и фамилиях персонажей. Нарушается принятая логическая основа сравнения «Иванович очень сердится, если ему попадется в борщ муха» - «Иван Никифорович чрезвычайно любит купаться» . Появляется что –то необычное в плане изображения. Удивительным образом в ход дела вмешивается животное. Бурая свинья Ивана Ивановича «вбежала в комнату и схватила, к удивлению присутствовавших, не пирог или хлебную корку, но прошение Ивана Никифоровича…»

"Шинель" В «Шинели» есть два вида: нефантастическая фантастика и завуалированная фантастика. В повести осуществляется принцип «мира наизнанку» . Формы нефантастической фантастики: алогизм в речи повествователя, странное и необычное в именах и фамилиях персонажей. На первый план Гоголь выдвигает понятие «лицо» . У Гоголя «лицо» , если оно «значительное» , фигурирует как частное обозначение иерархии. Мотив «лица» - составная часть гоголевского гротескного стиля.

Здесь же другой вариант гоголевской фантастики – жизнь после смерти, карнавализация: мертвый оживает, униженный становится мстителем, а обидчик униженным. Завуалированная фантастика сосредоточена в эпилоге повести. Вводится особый тип сообщения от повествователя – сообщение о факте, якобы имевшим место в действительности, но не имевшим законченного результата. Это переводит повествование о жизни и смерти «маленького человека» в размышление о неотвратимости наказания и о торжестве высшей справедливости.

Гоголь развивал принцип параллелизма реального и фантастического. Важная особенность гоголевской фантастики в том, что божественное в концепции Гоголя – это естественное, это мир, развивающийся закономерно, а демоническое - это сверхъестественное, мир, выходящий из колеи. Итак, Гоголь отодвинул носителя фантастики в прошлое, потом спародировал поэтику романтической тайны сна. Фантастика ушла в быт, в вещи, в ведение людей и в их способ мыслить и говорить.

1 из 17

Презентация на тему:

№ слайда 1

Описание слайда:

№ слайда 2

Описание слайда:

Гоголевская фантастика необычна. В ее основе, с одной стороны глубоко национальные, народные корни, с другой стороны, она опирается на известные западноевропейские традиции. Перед нами удивительная комбинация украинского фольклорного материала и немецкого романтизма. К тому же особую окраску приобретает она в связи с мировоззрением самого автора. Более того, фантастика эволюционирует от повести к повести.

№ слайда 3

Описание слайда:

Все произведения Гоголя, в которых так или иначе присутствует фантастика, делятся на два типа. Деление зависит от того, к какому времени относится действие произведения – к современности или к прошлому (давность прошлого: полвека или же несколько веков – не имеет значения; важно, что это прошлое) В каждом из произведений Гоголь реализует свои, особенные подходы к изображению ирреального, высвечивая при помощи этих «странностей» вполне реальные проблемы человеческой жизни.

№ слайда 4

Описание слайда:

"Сорочинская ярмарка" и "Майская ночь..."В «Сорочинской ярмарке»и «Майской ночи…» время действия начало XIX в., время читателя Гоголя. «Не правда ли,не те ли самые чувства мгновенно обхватят вас в вихре сельской ярмарки?» («Сорочинская ярмарка»). Читатель может принять участие в ярмарке как ее современник и очевидец.

№ слайда 5

Описание слайда:

"Сорочинская ярмарка" В повести «Сорочинская ярмарка» в самом начале возникает ожидание каких-то страшных событий и бед: под ярмарку отведено «проклятое место»,в дело «замешалась чертовщина».Обо всем странном ходят слухи. Купец говорит, что волостной писарь видел, как во окне сарая «выставилось свиное рыло и хрюкнуло так, что у него мороз подрал по коже» «Все наполнилось слухом, что где-то между товаром показалась красная свитка. Старухе, продававшей бублики; почудился сатана…»

№ слайда 6

Описание слайда:

Прямого указания на ирреальность событий в повествовании нет. Но фантастический отсвет заметен: и в фигуре цыгана и, в образе Хиври. «В смуглых чертах цыгана было что-то злобное, язвительное, низкое и вместе высокомерное…Совершенно провалившийся между носом и острым подбородком рот, вечно-осененный язвительною улыбкой небольшие, но живые, как огонь, глаза, беспрестанно меняющиеся на лице молнии предприятий и умыслов, все это как будто требовало особенного, такого же странного для себя костюма».В другом месте «цыгане» вызывают ассоциацию с гномами: «…они казались диким сонмищем гномов, окруженных тяжелым подземным паром, в мраке непробудной ночи». Гномы (неизвестные украинской и русской демонологии)были подсказаны Гоголю немецкими источниками, причем именно как фантастический образ злой силы.

№ слайда 7

Описание слайда:

Двойственно построен в «Сорочинской ярмарке»и образ Хиври. В то время супруга Черевика выступает просто злой, сварливой женщиной, и ведьмой нигде не названа, способ ее описания настойчиво убеждает в обратном. В ее лице «проскальзывало что-то столь неприятное, столь дикое, что каждый тотчас спешил перевести встревоженный взгляд…»Парубок при встречи с Хиврей бросает ей: «А вот … и дьявол сидит!»Черевик боится, что «разгневанная сожительница не замедлит вцепится в его волосы своими супружескими когтями». Хивря очень напоминает типичную сельскую ведьму, какой она виделась Гоголю.

№ слайда 8

Описание слайда:

" Майская ночь, или утопленница "Так же соотнесено фантастическое и реальное в «Майской ночи…».Голова приходит к выводу: «Нет, тут сатана не на шутку вмешался».Вновь ходят слухи. «Мало ли чего не расскажут бабы и народ глупый», -предваряет Левко свой рассказ о злой мачехе-ведьме и утопленнице-русалке.Помимо фантастического оттенка, «Майская ночь…» демонстрирует материальный остаток фантастики. Вторично фантастический план возникает в «Майской ночи…» в форме сна, причем переход от яви ко сну замаскирован. Но вот события сна отменены пробуждением Левко, а в руках его – непостижимым образом оказавшаяся записка от панночки-русалки.

№ слайда 9

Описание слайда:

№ слайда 10

Описание слайда:

" Ночь перед Рождеством " В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» описания чертовщины у Гоголя построены на откровенной аналогичности бесовского. Ведьма Солоха после путешествия по воздуху предстала в своей избе обыкновенной «сорокалетней кумушкой» , «говорливой и угодливой хозяйкой», у которой можно отогреться и «поесть жирных вареников со сметаною».

№ слайда 11

Описание слайда:

Многие эпизоды это явное снижение представлений о нечистой силе. Достаточно вспомнить черта в аду из «Ночи перед Рождеством» ,который, «надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом деле кухмистр, поджаривал…грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит на Рождество колбасу».

№ слайда 12

Описание слайда:

Повесть о том как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем В «Повести о том,как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем из цикла «Миргород» мы наблюдаем эволюцию фантастики.Алогизм в речи повествователя. Утверждается какое-то качество персонажей, требующие подтверждения,но вместо этого утверждается совсем другое. «Прекрасный человек Иван Иванович! Какой у него дом», «Прекрасный человек Иван Иванович! Он очень любит дыни».

Описание слайда:

"Шинель" В «Шинели» есть два вида: нефантастическая фантастика и завуалированная фантастика. В повести осуществляется принцип «мира наизнанку» . Формы нефантастической фантастики: алогизм в речи повествователя, странное и необычное в именах и фамилиях персонажей. На первый план Гоголь выдвигает понятие «лицо». У Гоголя «лицо», если оно «значительное», фигурирует как частное обозначение иерархии. Мотив «лица» - составная часть гоголевского гротескного стиля.

№ слайда 15

Описание слайда:

Здесь же другой вариант гоголевской фантастики – жизнь после смерти, карнавализация: мертвый оживает, униженный становится мстителем, а обидчик униженным. Завуалированная фантастика сосредоточена в эпилоге повести. Вводится особый тип сообщения от повествователя – сообщение о факте, якобы имевшим место в действительности, но не имевшим законченного результата. Это переводит повествование о жизни и смерти «маленького человека» в размышление о неотвратимости наказания и о торжестве высшей справедливости.

Описание слайда:

Н. Рыбина

Фантастика – это особая форма отображения действительности, логически не совместимая с реальным представлением об окружающем мире. Она распространена в мифологии, фольклоре, искусстве и в особых, гротескных и «сверхъестественных» образах выражает миросозерцание человека. В литературе фантастика развивалась на базе романтизма, основным принципом которого было изображение исключительного героя, действующего в исключительных обстоятельствах. Это освобождало писателя от каких-либо ограничивающих правил, давало ему свободу в реализации творческих возможностей и способностей. Видимо, это и привлекало, который активно использовал фантастические элементы в своих произведениях. Сочетание романтического и реалистического становится важнейшей особенностью произведений Гоголя и не разрушает романтической условности. Описание быта, комические эпизоды, национальные подробности удачно сочетаются с лирической музыкальностью, свойственной романтизму, с условным лирическим пейзажем, выражающим настроение, эмоциональную насыщенность повествования. Национальный колорит и фантастика, обращение к преданиям, сказкам, народным легендам свидетельствуют о становлении в творчестве национального, самобытного начала.
Наиболее ярко эта особенность писателя отражена в его сборнике «Вечера на хуторе близ Диканьки». Здесь фольклорная демонология и фантастика предстают то в гротескном виде («Пропавшая грамота», «Заколдованное место», «Ночь перед Рождеством»), то в трагически ужасном («Страшная месть»).
Фольклорное начало прослеживается и в сюжете повестей, и в сути конфликта – это традиционный конфликт, заключающийся в преодолении препятствий, стоящих на пути влюбленных, в нежелании родственников выдать девушку за любимого человека. С помощью «нечистой силы» эти препятствия, как правило, преодолеваются.
В отличие от многих романтиков, у которых фантастическое и реальное резко разделены и существуют сами по себе, у Гоголя фантастика тесно переплетается с реальностью и служит средством комического или сатирического изображения героев, она основана на народной стихии.
Гоголевская фантастика построена на представлении о двух противоположных началах – добра и зла, божеского и дьявольского (как и в народном творчестве), однако собственно доброй фантастики нет, она вся переплетена с «нечистой силой».
Следует отметить, что фантастические элементы в «Вечерах…» - это не случайное явление в творчестве писателя. На примере почти всех его произведений прослеживается эволюция фантастики, совершенствуются способы ее введения в повествование.
Языческие и христианские мотивы в использовании демонологических персонажей в сборнике «Вечера на хуторе близ Диканьки»

В литературоведческих исследованиях, посвященных творчеству, прослеживается устойчивая тенденция – акцентировать особенности христианского мировоззрения, когда речь идет о последних годах жизни писателя, о периоде «Выбранных мест…» и, наоборот, анализируя его ранние повести, сосредоточивать внимание на славянской демонологии. Думается, что эта точка зрения требует пересмотра.
считает, что раннее творчество Гоголя, если взглянуть на него с духовной точки зрения, открывается с неожиданной для обыденного восприятия стороны: оно не только собрание веселых рассказов в народном духе, но и обширное религиозное поучение, в котором происходит борьба добра и зла, и добро неизменно побеждает, а грешники наказываются.
В поистине энциклопедическом мире «Вечеров…» нашли отражение быт, нравы, легенды украинского народа, а также основы его мировосприятия. Языческие и дохристианские мотивы в художественной системе Гоголя даны в их синтезе и вместе с тем резко противопоставлены, причем их противопоставление не воспринимается как выдуманное и искусственное.
Обратимся сначала к конкретным примерам и начнем с вопроса о том, какие дохристианские верования и представления нашли отражение в «Вечерах…» Гоголя. Известно, что язычники воспринимали мир как живой, одухотворенный, персонифицированный. В гоголевских повестях природа живет и дышит. В «украинских» повестях Гоголя в полной мере проявилась склонность писателя к мифотворчеству. Создавая собственную мифическую реальность, писатель использует готовые образцы мифологии, в частности славянской. В его ранних произведениях отразились представления древних славян о злых духах.
Особую роль в художественном мире Гоголя играют такие демонологические персонажи, как черти, ведьмы, русалки. И. Огненко указывал, что христианство не просто принесло новые названия и украинскую демонологию (дьявол, демон, сатана), но изменило также сам взгляд на нее: «сверхъестественную силу оно окончательно превратило в силу злую, нечистую». «Нечистый» - постоянное наименование черта в украинских повестях – противопоставляется у Гоголя христианской душе, в частности, душе казака-запорожца. Эту антитезу наблюдаем в «Заколдованном месте», «Страшной мести» и других произведениях раннего периода.
Черт – один из наиболее популярных персонажей украинской демонологии, персонифицировавшей злые силы. В соответствии с народными представлениями времен язычества он похож на Чернобога (антипод Белобога). Позже «его представляли в виде иностранца, одетого в короткую куртку или фрак, узенькие панталоны». Считалось, что он боится креста. Описание черта в гоголевских повестях соответствует древним народным верованиям: «спереди совершенно немец <…> но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире». Демонологический персонаж в данном контексте снижен и персонифицирован. «Народная смеховая культура на протяжении нескольких веков выработала устойчивые традиции опрощения, дедемонизации и одомашнивания христианско-мифологических образов зла»,- замечает. Ярким примером дедемонизации образа черта может служить повесть «Ночь перед Рождеством», где он представлен в подчеркнуто комическом ключе с мордочкой, беспрестанно вертевшейся и нюхавшей все, что ни попадалось на пути. Уточнение – «мордочка оканчивалась как у наших свиней, кругленьким пятачком» - придает ему черты домашности. Перед нами не просто черт, а свой украинский черт. Аналогия бесовского и человеческого переплетается, подчеркивается писателем в изображении нечистой силы. Черт в «Ночи перед Рождеством» - «проворный франт с хвостом и козлиною бородою», хитрое животное, которое крадет месяц, «кривляясь и дуя, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки». Он «строит любовные куры», подъезжает «мелким бесом», ухаживает за Солохой и т. д. Сходное описание встречается в повести «Пропавшая грамота», где «черти с собачьими мордами, на немецких ножках, вертя хвостами, увивались около ведьм, будто парни около красных девушек». В «Сорочинской ярмарке» из отдельных упоминаний о «красной свитке» и вставного эпизода (рассказа кума) предстает образ черта-гуляки, которого изгнали из пекла за то, что он целый день сидел в шинке, пока не пропил свою «красную свитку». В «Вечере накануне Ивана Купала» Бисаврюк – тоже гуляка. Но он вызывает чувство страха. Это «дьявол в человеческом образе», «бесовский человек». Гоголь использует здесь распространенный в мировой литературе мотив продажи души черту в обмен на богатство, деньги. Эту повесть, как и многие другие из цикла «Вечеров…», можно рассматривать как религиозное поучение. Автор не декларирует мысль о том, что союз с нечистой силой имеет печальные последствия, приносит несчастье. Он преподносит ее в образной форме, демонстрируя ее справедливость всем ходом развития действия.
Вопрос об источниках образа черта в гоголевских «Вечерах…» требует отдельного рассмотрения и не может быть решен однозначно. Гоголь воспользовался бродячим сюжетом, который является сложным продуктом международного общения. Безусловно, также и то, что на создателя «Вечеров…» сильно влияли украинские народные легенды, верования, а также литературные источники. По мнению П. Филипповича, образ черта в первом сборнике Гоголя восходит к балладе Гулака-Артемовского «Пан Твардовский», которая была очень популярной.
усматривал источник комического образа черта в житийной и аскетической литературе, отмечая, что «святые подвижники, предаваясь молитве и лишениям, торжествовали над всеми искушениями и уловками дьявола», который «превращался в простоватого, играющего комическую роль беса». Убедительным представляется также предположение исследователя о том, что комический образ черта мог появиться у Гоголя под влиянием вертепных пьес украинского театра: «черт малорусского театра безобидного характера и играет возле казака служебную и комическую роль».
Как и в творчестве других романтиков, художественный мир в произведениях Гоголя раздвоен: мир действительный, реальный, земной, дневной и мир причудливой фантастики, ночной, темной. При этом фантастика у Гоголя связаны с мифологией, и эта связь настолько тесная, что можно говорить о мифологизированном ее характере.
Расколотость мира у Гоголя подчеркивается тем, что люди и мифологические существа находятся в одном пространстве и существуют одновременно. Солоха ведьма, и обыкновенная женщина. Она может летать на метле, встречаться с чертом и с вполне реальными односельчанами. Путешествие в ад совершает герой «Пропавшей грамоты», где подвергается «бесовскому обморачиванию».
Многолик колдун в «Страшной мести»: он и казак, и отец Катерины, и существо, противопоставленное народу, враг, изменник. Колдун способен совершать разные чудеса, но перед христианскими символами, святынями и заветами он бессилен. В восприятии Данила Бурульбаша он – антихрист, и даже родная дочь Катерина видит в нем богоотступника.
Демонологические мотивы очень важны в художественной структуре повестей «Майская ночь, или Утопленница», «Вечер накануне Ивана Купала», «Ночь перед Рождеством». Здесь важную роль играет образ ведьмы .
В народных сказках и легендах встречается ведьма старая и молодая. В гоголевских «Вечерах…» также представлены разные типы этого распространенного в украинской демонологии персонажа. В «Майской ночи» молодая жена сотника, «румяна и бела собою», оказывается суровой мачехой, страшной ведьмой, способной превращаться в иные существа и творить зло: она сводит со свету панночку. В «Пропавшей грамоте» ведьмы «разряжены, размазаны, словно панночки на ярмарке». В «Вечере накануне Ивана Купала» ведьма «с лицом, как печеное яблоко» - страшная колдунья, которая появляется в образе черной собаки, затем – кошки и толкает Петруся Безродного на преступление. Гоголевская Солоха производит не такое страшное впечатление возможно потому, что живет в двух мирах. В обыденной жизни она «добрая баба», которая «умела причаровать к себе самых степенных казаков». Дородная и любвеобильная, она относится к разряду ведьм на том основании, что любит летать на метле, собирать звезды и является любовницей черта.
Русалки – богини водоемов в славянской мифологии изображены Гоголем в повести «Майская дочь». Историю о панночке-Вереница" href="/text/category/verenitca/" rel="bookmark">вереницами выбегающие из воды. Они чрезвычайно привлекательны. Однако восторженное описание русалки у Гоголя заканчивается авторским предостережением: «Беги, крещеный человек! уста ее – лед, постель – холодная вода; она защекочет тебя и утащит в реку». Антитеза русалки – «некрещеные дети» и «крещеный человек» подчеркивает враждебность языческих стихий и христианских представлений.
Большинство образов украинской демонологии имеют дохристианское происхождение. Христианские и языческие мотивы причудливо переплетаются в художественной ткани «Вечеров…».
Синтез языческих и христианских мотивов наблюдаем также в изображении праздников, что особенно ярко проявляется в «Вечере накануне Ивана Купала» и «Ночи перед Рождеством». В частности, словосочетание «Ивана Купала» в названии повести напоминает о языческом празднике Купала, распространенном среди славянских народов. Который отмечали в ночь с 6 на 7 июля . С введением христианства появился праздник Иоанна Крестииюля), а в народном сознании дохристианская и христианская традиции были объединены, что нашло отражение в праздновании Ивана Купала.
Автор «Вечеров…» проявляет повышенный интерес к славянской демонологии. Но во всех повестях, где присутствует нечистая сила – воплощение зла, она оказывается поверженной, наказанной. «<…>Одоление черта – одна из основных тем «Вечеров…»,- замечает. В борьбе с ней подчеркивается значение христианских святынь и символов, в частности, креста, крестного знамения, молитвы, кропила и святой воды. Упоминание о них в тексте гоголевских повестей занимает на первый взгляд немного места, но они играют важную роль в авторской концепции мира, неотъемлемой частью которой является христианская культура. Особенно ощутимы христианские элементы в «былях», рассказанных дьячком Диканьской церкви Фомой Григорьевичем. Например, упомянув о своем деде в повести «Вечер накануне Ивана Купала», рассказчик не забывает добавить «царство ему небесное!», а, вспомнив о лукавом и его проделках, - «чтоб ему собачьему сыну приснился крест святой». Подобные акценты встречаем и в «Заколдованном месте». Во всех «былях», рассказанных Фомой Григорьевичем, единственным спасением от нечистой силы является крестное знамение. В «Заколдованном месте» дед кладет кресты, если услышит о «проклятом месте». Здесь черт – «враг Господа Христа, которому нельзя верить…». Мотив продажи души черту – один из ключевых в повести «Вечер накануне Ивана Купала», в финале которой несколько раз упоминается о крестном знамении, как единственном спасении от нечистой силы: «отец Афанасий ходил по всему селу со святою водою и гонял черта кропилом». В «Пропавшей грамоте» - повести о том, «как ведьмы играли с покойным дедом в дурня» - герою удается выиграть и спасти пропавшую грамоту благодаря тому, что он догадался перекрестить карты. Тема одоления черта одна из ключевых в повести «Ночь перед Рождеством». Здесь черту противопоставлен Вакула, набожность которого автор неоднократно подчеркивает: «богобоязливый человек», «набожнейший из всего села человек», который писал образа святых, в частности, евангелиста Луку. Торжеством его искусства была картина, на которой «изобразил он святого Петра в день Страшного суда, изгонявшего из ада злого духа; испуганный черт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель…». С тех пор и охотится нечистый за Вакулой, желая отомстить ему. Однако купить душу Вакулы, несмотря на обещания («дам денег, сколько хочешь»), ему не удалось. Крестное знамение, сотворенное Вакулой, сделало черта послушным, а сам кузнец оказался гораздо хитрее черта.
Повесть «Страшная месть» одна из ключевых в сборнике, суммирует христианские мотивы, нашедшие в нем отражение. Важную роль играет в ней мотив праведного Божьего суда, который повторяется дважды: вначале душа Катерины предупреждает отца о том, что «близок Страшный суд», затем в истории о двух казаках – Петре и Иване, которую поведал слепой бандурист. В этой вставочной легенде, завершающей повесть, на первом плане – мотив предательства, восходящий к библейским архетипам. Ведь Петр предал своего брата, как Иуда. С образом колдуна связан в повести едва намеченный в ее начале образ чужбины. Выявить истинный облик колдуна помогает чудодейственная сила икон. Под влиянием святых икон и молитвы и «проявился» недобрый гость. Мотив продажи души черту в указанной повести связан не только с образом колдуна, но и с его предками, «нечистыми дедами», которые «готовы были себя продать за денежку сатане с душою». Колдун – «брат черту», подобно нечистому искушает душу Катерины, просит выпустить его из кельи, куда заточил его Данило Бурульбаш. И чтобы склонить ее на свою сторону, заводит речь об апостоле Павле, который был грешным человеком, но покаялся и сделался святым: «Покаюсь: пойду в пещеры, надену на тело жесткую власяницу, день и ночь буду молиться Богу». Ложным клятвам колдуна противопоставлен в этом эпизоде мотив святости. Колдун, способный на многие чудеса, не может пройти сквозь стены, которые строил святой схимник.
Значение христианских мотивов в первом гоголевском сборнике нельзя недооценивать. Христианское мировоззрение - неотъемлемая часть характеристики автора и его героев. Ирреальный, ночной мир, населенный чертями, ведьмами, русалками и другими персонажами древней славянской мифологии, оценивается с точки зрения христианской идеологии, а главный его персонаж – черт – осмеян и повержен. Христианские и языческие мотивы и символы в «Вечерах…» Гоголя резко противопоставлены и вместе с тем даны в синтезе как противоположные полюсы, характеризующие народное мировосприятие.